Шрифт:
В конце концов, он не выдержал, тоже взорвался и наговорил ей кучу гадостей. Самым безобидным из его высказываний оказалась сентенция относительно умственных способностей всех женщин вообще и его супруги в частности. После чего он обозвал ее «ревнивой дурой» и с чувством отправил к черту. «Вот, значит, ты так, – зловеще произнесла супруга, моментально успокоившись, – ну, теперь пеняй на себя…» – и выскочила из комнаты. Он с шумом выдохнул воздух и попытался взять себя в руки, заученно повторяя: я спокоен… я совершенно спокоен… внутри меня царят гармония и покой… И скоро действительно успокоился.
Переполнявшая его злоба растворилась без следа, словно несколько минут назад он не был в гневе от необоснованных нападок жены, которая своими упреками могла вывести из себя кого угодно, даже индийского йога. Предположение относительно йога его рассмешило. Он потряс головой, отбрасывая налипший негатив, перечитал последний абзац своего текста и снова погрузился в работу. Пальцы быстро и весело стучали по клавишам, исполняя одному ему известную мелодию, слова легко складывались в предложения, предложения в абзацы.
Очнулся он почему-то на полу. Голова была неестественно повернута и сильно болела. Он пощупал рукой затылок – волосы отчего-то намокли, и когда он поднес ладонь к глазам, то с удивлением обнаружил на ней кровь, свою кровь. В тот же момент он осознал, что лежит на полу со связанными ногами, а во рту у него торчит кляп.
«Очухался наконец?» – поинтересовалась жена, приблизив к нему лицо, искаженное ненавистью и какой-то тихой радостью, и ловко стянула ему руки ремнем. Как я раньше не замечал, что она похожа на Мегеру? С удивлением подумал он. Мегера, вылитая мегера. Но какого черта ей надо? Что она задумала?.. «Вижу, совсем очухался… – констатировала жена, стоя возле него на коленях. – А теперь я буду тебя убивать, медленно и с удовольствием. Как ты убивал меня все последние годы». Он с изумлением вытаращился на нее и попытался возмущенно крикнуть, что это не он над ней, а она над ним измывалась все последние годы, но вместо крика издал хриплое мычание – мешал кляп во рту.
Тем временем, женщина, бывшая несколько лет его женой, с которой он делил постель и которую поначалу даже любил, вышла из комнаты и вернулась уже с пилой-ножовкой в руках. Подойдя вплотную к обездвиженному мужу, наклонилась над ним и с садистской усмешкой принялась отпиливать ему правую руку. «Я же сказала, что буду медленно тебя убивать, а ты почему-то мне не поверил», – почти ласково бормотала она, производя свое страшное действо и явно испытывая от этого изуверское наслаждение. Брызнула яркая горячая кровь. Он извивался на полу, стараясь увернуться от безжалостной пилы, однако жена придавила ему грудь коленом и интенсивность ее движений возросла. Руку его пронзила нестерпимая боль. В ужасе он закрыл глаза и… очнулся весь в холодном поту. Правая рука, которую во сне пыталась отпилить его бывшая, затекла и занемела. Он помассировал ее ладонью, подвигал пальцами. Мышцы покалывали сотни крохотных иголочек – в занемевшей руке постепенно восстанавливалось кровообращение.
Тогда он сел на постели и принялся энергично растирать руку, потом покачал головой и с чувством произнес: «Приснится же такое – нарочно не придумаешь. – И прибавил назидательным тоном: – Делайте выводы, господин писатель! Никогда больше, ни единого раза не смейте на сон грядущий читать и, тем паче, писать о расчленении трупов или подобной мерзости, включая некрофилию. Ну, как теперь заснешь?» Он со вздохом поднялся с дивана, сунул ноги в растоптанные тапки и прошлепал на кухню, налил из-под крана холодной воды в кружку, сделал несколько больших глотков, потом смочил лицо. Ффу! – потряс головой. Потом прошлепал обратно в комнату и снова завалился на диван. «Хоть бы что-нибудь приятное приснилось…» – мелькнула мысль перед тем, как он провалился в сон.
Проснулся поздно и с улыбкой на лице. Перед самым пробуждением ему снилось, будто он катается на виндсерфе по Критскому морю. Синее-синее небо, над водой кружатся и кричат чайки, солнечные лучи отражаются от поверхности воды и слепят глаза. Его серф скользит по невысокой волне, а ему кажется, что летит, легко и быстро, как большая белая птица – и его переполняет радостное чувство полета. Чуть впереди несется другой виндсерфер, ловко ловя парусом ветер, и он изо всех сил пытается нагнать его, потому что во сне это очень важно: догнать летящую впереди над волнами фигурку женщины. Он постепенно приближается к ней. Она оборачивается, и он видит перед собой прелестную незнакомку, с которой познакомился на вернисаже. Она улыбается ему. Он тоже улыбается в ответ и ощущает прилив радости и счастья – и просыпается с улыбкой на лице. Ему не хочется расставаться с приятным сном, и он снова пытается заснуть. Увы, люди пока не властны над снами, и прекрасное видение быстро растворяется в кислотной среде реального бытия, махнув на прощание белоснежным парусом и оставив в душе глубокое сожаление.
Какой чудесный сон – век бы не просыпался, мечтательно подумал он. Но тут ему в деталях припомнился чудовищный кошмар с попыткой расчленения его тела бывшей супругой. «Тьфу, ты, дьяволщина! – воскликнул он в сердцах и даже плюнул. – Привидится же такое». А что, она могла бы, пришла в голову сакраментальная мыслишка, однако он тотчас пресек подобные предположения – жена цезаря вне подозрений, пусть даже бывшая. Пора возвращаться в реальность, сказал он себе. Сейчас восстану, выпью кофе, немного приду в себя и схожу в магазин. Нет, сначала покормлю кота, потом выпью кофе и только потом в магазин. Начинался новый день. Один из отпущенных ему в этом прекрасном и жестоком мире 36525 дней, конечно, если он доживет до ста лет.
Почти до самого вечера он жил размеренной жизнью обывателя. Принес из супермаркета продукты и полуфабрикаты. На обед разогрел в микроволновке котлеты с картошкой – не сказать, чтоб очень вкусно, но вполне съедобно. Салат оливье из магазина, аккуратно упакованный в контейнер, показался ему едва ли не домашним. Дневная суета отнимала время и занимала мысли. Он позвонил в издательство и поговорил со своим постоянным редактором Анфисой. Великолепной Анфисой, как он ее мысленно называл. Беседовали долго и не совсем по делу: делились последними новостями. В течение дня ему несколько раз звонили какие-то необязательные люди, без общения с которыми можно было вполне обойтись, однако грубо отшить их не позволяла элементарная вежливость, чем беспардонно пользовались эти завзятые хронофаги.