Шрифт:
До Харгейсы мы шли ещё неделю, попали в песчаную бурю, спрятались в пещерах, на которых я с удивлением обнаружил отлично сохранившиеся наскальные рисунки (см. Лаас-Гааль (Верблюжий колодец) — пещерный комплекс горах Наса Хаблод недалеко от города Харгейса. Открыт в 2002 г). Укрывшись там, мы начали заниматься всем подряд. Кто, чистил оружие, кто просто дурака валял, а кто рассказывал разные истории. Рассказывали в основном об одном и том же. О семье, о еде, о женщинах и о оружии. О работе или войне не говорил никто. Не любят негры работать, а оттого и говорить не о чем. Но вот в один из дней, ожидая пока буря не закончится, кто-то начал рассказывать у костра сказки.
Я сидел недалеко от них и поэтому прекрасно слышал их рассказы. Сказки у них были короткие и совсем не интересные.
Например, вот такие.
«Лев и мышь».
Мышь пробежала по голове спящего льва. Лев проснулся, схватил ее и сказал: — Я тебя убью. Как ты посмела разбудить меня? Мышь испугалась. — Это вышло случайно, — сказала она. — Прости меня и отпусти. Когда-нибудь я тебе пригожусь. — Не думаю, что мне понадобятся твои услуги, — засмеялся лев. — Но я тебя отпускаю, беги! Вскоре лев попал в сеть, поставленную охотником. Он бился и рычал, но порвать веревки и вырваться из ловушки не мог. Рычание льва услыхала мышь. Она прибежала и сказала: — Не горюй, я тебе помогу. Мышь прогрызла в сети дыру и освободила льва.
Они и дальше травили свои байки, пока один из них не рассказал прелюбопытную сказку...— А я вот что хочу вам рассказать. Все женщины в моём роду слыли колдуньями, но самой бесстрашной была моя пра-пра-бабка. Она-то и рассказала эту историю моей бабке. Когда-то, очень давно жил в самом центре Африки добрый колдун по имени Тёмный. Был он страшен на вид и силён, как тысяча львов. А главное: его любили духи Африки. Он умел с ними разговаривать, и они помогали ему. Велик был колдун и настолько могуществен, что уважали его даже белые и служили ему, боялись, но служили. И англичане боялись, и американцы.
— А французы? — внезапно спросил один из слушателей.— Французы тоже боялись, — отмахнулся от него рассказчик. — Дело не в этом! С радостью служили Тёмному как чёрные, так и белые. Хоть и жесток он был, но справедлив, как сам Аллах. Лечить умел, но мог и убить, средства всякие знал и яды. Но уничтожили колдуна злые завистники. Они ненавидели Тёмного, ведь создал он крепкое государство, объединив многие народы. Но погиб, и дело рук его сгинуло в пучине времени. Бабка рассказывала, что больше всех его не любили арабы, потому что он разбил их в бою и правил ими тридцать лет. За это они стёрли всю память о нём. Сначала говорили, что он слабый, а потом и вовсе всё уничтожили. И семья его исчезла.
— А как его убили?— Никто не знает того. Всех, кто знал, тогда убили. Даже за пересказ этой сказки страшная смерть ждала смельчака: арабы уводили рассказчика, и никто не вернулся! Бабка рассказывала, что он похоронен в горе Килиманджаро, но все, кто его хоронил, погибли разной смертью. Больше никто и ничего не знает. Всё стёрли, даже имени его никто не знает, Тёмный и всё.— А кто стёр память о нём?— Я не знаю, много лет с тех пор прошло. Белые, наверно, приказали арабам, а те поубивали всех, кто о нём знал или молчать заставили.
— Да, страшная сказка, — отозвался второй слушатель, — но всё же сказка. Не было такого никогда.— Может, и не было, а может, и было. Мне рассказала бабка, а больше я ничего не знаю.На минуту воцарилась тишина, но люди не любят долго переживать, и вскоре у костра зазвучали новые истории и сказки о верблюдах и ослах, львах и шакалах. Я отвернулся и грустно вздохнул. Вот так и стирается память народа. Ну, хоть что-то осталось, хоть какие-то отблески былой славы. Похоже, этот мир оказался всё-таки моим, а может, и не моим, и эта сказка всего лишь отголосок событий другого мира. Как знать?! Но закончилась буря, и мы покинули гостеприимные пещеры.
Наконец, впереди показались первые здания и фруктовые деревья пригородов. Караван, как и в незапамятные времена, остановился на краю города в огромном караван-сарае, где разместились и товар, и люди. Животных отвели в большой загон совсем уж на отшибе, километрах в двух от караван-сарая. Нам пора было уходить, но хозяин каравана милостиво разрешил переночевать вместе со всеми. А уж с утра мы вольны идти, куда глаза глядят.
Харгейса оказался довольно большим и приятным городом. По улицам ходили люди, одетые в цветастые одежды, проносились мотоциклы и редкие машины. Здесь не чувствовалась война, хотя следы временного пребывания сомалийских войск всё же виднелись, и на улицах временами встречались военные. Это уже не Эфиопия, а Сомали, так что афишировать наличие оружия не следовало. Но что же тогда делать?
Я в задумчивости смотрел на свой ППШ, Мхара молчал, как всегда, надеясь на меня. Денег у нас не осталось. Мхара держал в руках жалкие пятнадцать шиллингов, этого явно не хватало, чтобы купить продовольствия хотя бы на неделю. Что-то я понадеялся на оружие, а тут вон оно как, город-то мирный. Правда, владелец каравана что-то там обещал, но почему-то не сдержал своего слова.
Поколебавшись, я решил вернуться в караван-сарай и тут же буквально нарвался на Мухамеда. Он с явной обидой набросился на меня.