Шрифт:
— Скажет, что приличные женихи приходят хотя бы с букетом и коробочкой конфет, а не для того, чтобы поесть за счёт невесты, — ответила я. — Такое впечатление, дон, что вас дома не кормят.
— Так некому, прекрасная донья, — он выразительно вздохнул.
— Так найдите кого-нибудь. Повара или кухарку. Негоже, дон, голодать. От этого в голову забредают неправильные мысли. — Я сладко улыбнулась и пропела: — Хорошего вам вечера, дон. Надеюсь вас в ближайшее время не увидеть.
Тётя вышла не простившись и коротко бросила дворецкому, чтобы он проводил гостя. Действительно, вдруг заблудится. Мне бы не хотелось постоянно натыкаться в коридоре на типа, который пристаёт с вопросом: «Когда наша свадьба?» Это ведь почти «Отдай своё сердце».
Тётя сделала мне знак следовать за ней, и мы чинно прошли в кабинет. Чинно мы выглядели ровно до того момента, когда за нами захлопнулась дверь.
— Фани, что на тебя нашло? — напустилась тётя. — Держи язычок за зубами. Хотя, конечно, обвинить Нагейта в антигосударственных планах было хорошей идеей. Но увы, Теодоро не поверит.
— Главное, чтобы засомневался, — заметила я. — И подумал, что граф, которого била жена, вряд ли сможет влиять на меня.
— А она била? — удивилась тётя.
— Слухи ходили, — туманно ответила я, не уточняя, что сама же их запустила в разговоре с Диего.
— Странно, до меня не доходили…
Она прошла за стол и уселась в кресло совершенно по-хозяйски, хотя и дом был мой, и кабинет — тоже. Но не мне с ней спорить — она опекунша моего тела. Я поторопилась сесть, чтобы не выглядеть, как нерадивая служанка, распекаемая госпожой.
— Ты хотела сообщить что-то важное, — напомнила тётя.
— Не знаю, насколько это важно, но, кажется, меня собрались шантажировать.
— Кто? — подалась она ко мне через стол.
— Тот самый барон, который вам не понравился. Я сказала, что его не помню, и попросила вернуть письма, он заявил, что я так легко не отделаюсь. И вид у него был человека, у которого есть что-то, меня компрометирующее. Вы, случайно, не знаете что?
— Случайно не знаю. — Она задумчиво смотрела на свои руки, лежащие на столе, ухоженные руки без малейшего намёка на возраст. — Но с неё сталось бы отправить что-то личное. Что ты ответила наглецу?
— Что мне наплевать на его угрозы.
— Правильно, Фани. — По губам тёти скользнула одобрительная улыбка. — Смотрю, он тебе не понравился?
— Он красивый, — возразила я. — Но чтобы поддаться на шантаж, этого недостаточно. Предположим, он обнародует что-то из писем, так мне даже стыдно не будет, потому что я их не писала.
— А ведь точно же. — Тётя прищёлкнула пальцами, вызвав лёгкий струящийся дымок. — Даже если он вздумает говорить о нарушении обещания выйти за него замуж, ты всегда можешь утверждать, что не писала эти письма.
К предложению тёти я отнеслась скептически: если постоянно пользоваться одним и тем же приёмом, то рано или поздно кто-то да догадается, в чём дело.
— Это если у него нет чего-то посерьёзней.
— Да что у него может быть? — расслабленно улыбнулась тётя. — В любом случае он вначале попытается решить дело миром через меня. Возможно, от него удастся недорого окупиться.
Я вспомнила жёсткие пальцы на предплечьях и глаза, горевшие неприкрытой злобой. Что бы тётя ни думала, Эмилио точно не из тех, кто согласится на подачку. Ему нужно было всё. Но можно без меня.
В дверь постучали и, после разрешения войти, к нам заглянула испуганная рыженькая горничная, которая мне сообщала о приходе короля. Сейчас она тоже выглядела испуганной, но сообщила всего лишь о приходе некоего сеньора Охедо.
— Мария, пригласи его пройти сюда, — обрадовалась тётя. — Как он вовремя. Впрочем, Альберто всегда приходит вовремя.
— Мне уйти? — спросила я.
— Разумеется, нет, — удивлённо ответила она. — Я его приглашала как раз по твоему вопросу. Это один из лучших специалистов даже не страны, а всего континента.
Один из лучших специалистов походил на католического монаха, чему очень способствовала окружённая венчиком седых клочковатых волос блестящая лысина, сильно смахивавшая на тонзуру, и бесформенная мантия, давно потерявшая первоначальный цвет. Ему бы ещё подпоясаться верёвкой и надеть на ноги что-то наподобие сандалий с деревянными подошвами — вообще стал бы неотличим. Но пришедший сеньор обувь любил удобную и дорогую, что сильно выбивалось из остального облика.
— Селия, ты всё хорошеешь, — галантно сказал он тёте, едва её заметил. — Двуединый, вот уж над кем годы не властны: ты становишься только лучше, как выдержанный херес.