Под неумолчное бормотание сеньоры Кордоба я всё-таки уснула и проснулась, когда уже проверяли документы на границе, со сна я даже не сразу поняла, что от меня требуется, но потом дрожащими руками вытащила подорожную и протянула сеньору пограничнику, или как он тут называется. Тот светил фонариком явно артефактного вида и двойного назначения: не только давал свет, но и проверял на подлинность печать, которая запереливалась всеми цветами радуги, стоило на неё упасть свету из артефакта. Фальшивка проверку выдержала, и мне её вернули с поклоном и словами сожаления, что такая красивая сеньорита покидает Мурицию. На словах: «Я был бы счастлив, если бы сеньорита сообщила, где я её смогу найти в Теофрении» я насторожилась, не понял ли сеньор, кто я. И пусть он был молод и довольно симпатичен, поэтому улыбку я ему вернула, но говорить ничего не стала. И подумала, что зря сняла шляпку, которая мешала спать, но зато прекрасно скрывала лицо.

— Всем известно, что в Теофрении — самые красивые девушки, — сеньора Кордоба сказала это столь гордо, словно была моей близкой родственницей. — Никакой Сиятельности нам не нужно, чтобы свести мужчину с ума.

— Вы уже свели всех с ума за эту поездку, сеньора, — неприлично широко зевнула актриса. — И мужчин, и женщин. Вам для этого ни красоты, ни мозгов не понадобилось. Такое впечатление, что, когда Двуединый наделял всех дарами, вам ничего не досталось.

Сеньора Кордоба притворилась, что она ничего не слышит и что там, где расположилась актриса, никого нет. Лицо у неё гневно заалело, но тем всё и ограничилось, поскольку в драке победила бы та, у кого больше опыт — это сеньора Кордоба прекрасно понимала и не хотела делать из себя посмешище. Проверяющий понял, что ничего от меня не добьётся, выразительно вздохнул и с явным сожалением отошёл к следующему пассажиру. Несколько раз он оборачивался, словно надеялся, что я передумаю и сообщу свой адрес. Но я притворилась, что опять сплю.

С теофренийской стороны повторилось то же самое. Правда, только в отношении проверки документов. Сеньоры в этот раз глухо молчали, а мой адрес никому не понадобился, потому что пограничник был в возрасте, сонный и не слишком внимательный. И артефакта у него не было, проверка шла при свете обычного фонаря, так что для неё сошёл бы любой из имеющихся у меня документов.

После проверки дверца захлопнулась, и дилижанс начал быстро набирать скорость. Я прилегла на сиденье, укрылась пледом и опять уснула. Не потому что совсем не волновалась, а потому что мерное покачивание усыпляло лучше любого снотворного. А поволноваться я успею и завтра.

В Фанд мы приехали рано утром, когда город ещё спал, а на сонные улицы только начинал высаживаться десант солнечных лучиков. Но десант был уже уверенный: подсвечивающий вывески, играющий с оконными стёклами и радующий выползшую на улицу тощую кошку. При взгляде на кошку почему-то вспомнилось, что загадка с фамильяром Эрилейских так и не разрешилась. Но это было не первостепенной задачей: для меня особой разницы не было, развоплотился ли он, или просто отказывался помогать.

— Смотрю, сеньорита, вас никто не встречает? — внезапно решила проявить участие сеньора Кордоба. — Это непредусмотрительно. Столь юная особа не должна путешествовать одна.

— Мне пришлось слишком неожиданно уехать, — пояснила я. — Мама никому не успела сообщить. Впрочем, у нас в столице родственников нет.

Легенда, наспех придуманная при побеге, проверку выдержала.

— Да уж, — мрачно согласилась сеньора Кордоба, — всем нам пришлось неожиданно уехать. Но кто знал, кто знал… Я могу посадить вас на нужный дилижанс, сеньорита. Нельзя допустить, чтобы вы оставались со своими проблемами один на один.

— Я вам очень благодарна сеньора. Но меня не нужно никуда отправлять. Я планирую дойти до университета.

— Университета? — неодобрительно переспросила она.

Почти все пассажиры дилижанса уже разошлись. Остались сеньора Кордоба, сеньора Фидальо и актриса, так оставшаяся для меня безымянной и сейчас шарящая под сиденьем в поисках какой-то утерянной мелочи.

— Хочу проверить, есть ли у меня магия и, если есть, — поступить.

Мне показалось, что сеньора поперхнулась моим ответом: она вытаращилась на меня с таким ужасом, словно я совершила святотатство. Как только дар речи к ней вернулся, она с отвращением выдавила:

— А казалась такой приличной девушкой.

— Скажите на милость, что неприличного в изучении магии? — удивилась я.

— Не женское это дело, — заявила сеньора Кордоба с железобетонной уверенностью. — В этом университете ничему хорошему не научат, уж поверьте взрослой пожившей женщине. К чему вам погружаться в этот вертеп разврата?

От открывающейся перспективы я растерялась. О таких различиях университетов мне не сообщили.

— А ваша матушка? Она наверняка не знает, что вы задумали, — продолжала обрабатывать меня сеньора. — Вы разобьёте ей сердце.

— Извините, сеньора, но я не вижу ничего плохого в том, чтобы научиться чему-то полезному. Чему-то такому, с помощью чего можно было бы зарабатывать на жизнь.

— Двуединый, — ахнула она, — неужто вы на самом деле собрались работать магом? Скажите мне, что я неправильно поняла.

— Извините сеньора, но я не вижу ничего неприличного в том, чтобы зарабатывать на жизнь своим трудом, — прохладно ответила я, внезапно вспомнив, что я — герцогиня. — Возможно, это всего лишь моя прихоть, но я совершенно не вижу причин принимать всё столь близко к сердцу, как это делаете вы.