— Ворованное, поди?

— Моё личное, — отрезала я. — Имею право продать, обменять, подарить. Могу поклясться чем угодно и где угодно.

Слова были не пустыми, и Гнус это понял.

— Погодь, — неожиданно прищурился он. — Ты племянница Лусеро, так?

«А вы один из её ночных посетителей?» — хотелось спросить, но я вместо этого благоразумно намекнула:

— Тёте о наших делах знать не надо. Тайна входит в оплату.

— Малёк, вали. Не для твоих ушей разговор, — буркнул Гнус. — Ты никого не приводил, и вообще сеньориту не видел.

Я неохотно убрала руку с плеча проводника, и тот рванул на улицу, прикрыв за собой дверь плотно-плотно. Но за дверью не остался: я услышала, как прогрохотали его шаги по крыльцу.

— Не боишься, что я тебя того, а цацки заберу? — неожиданно спросил Гнус. — У тебя ж наверняка не одно колечко.

— Зато у вас одна жизнь, — намекнула я, создавая в руке небольшой, но яркий огонёк. — Так что давайте, вы выполните мою просьбу и мы расстанемся в уверенности, что никогда друг друга не видели.

Сделала я опять наверняка что-то не то, потому что в глазах фальшиводокументчика появились сначала понимание, а потом страх. Но с эмоциями он справился быстро.

— Чего надо-то? — недовольно спросил он.

Я выложила перед ним подорожную.

— Вписать другое имя и мои приметы. Текст могу убрать.

Он покрутил головой.

— У меня есть чистые бланки. Впишу всё, что нужно.

— А меня с ним на границе не задержат?

— Обижаете, сеньорита магесса. Всё в лучшем виде сделаю.

Он вынес из соседней комнаты несколько разных бланков с печатями, на первый взгляд, ничем не отличающиеся от того, что у меня в руках. Но только на первый взгляд.

— На ваших фальшивая печать, — заметила я.

— Да кто их там рассматривает?

— Я вот сразу увидела.

— Сеньорита, вы маг. А где вы магов на границе видели? Только при облавах.

Поскольку я подозревала, что тётя Селия на эту самую облаву точно расщедрилась, рисковать не захотела.

— Нет уж, давайте вернёмся к моему предложению. Я убираю текст, вы вписываете нужное мне.

— Теофренийский документ — не самый лучший выбор, — неожиданно заметил он. — Не любят теофренийцев. К ним Двуединый не милостив.

— Ничего, мне лишь бы из Муриции выехать, там разберусь, на что заменить.

Если милость Двуединого приходит с Сиятельными, то значит, я принесу эту самую милость с собой в Теофрению. Потому что окончательно решила ехать именно туда. Обидно стало за них почему-то. И не только за принцессу, но и вообще за всех.

Я осторожными мазками убрала слова с того места, куда нужно было вписать новые данные.

— Всё стирай. Я не подберу в точности такой же цвет чернил, — проворчал Гнус. — А значит, заметно будет.

Посматривал он на моё колечко жадно. Видно, боялся, что уйду вместе с ним, поэтому, когда я получила вожделенный документ, на котором значилось новое имя, Катарина Кинтеро, и мои приметы, а ему протянула кольцо, он неожиданно предложил:

— Хошь, ещё один забабахаю? На нашем бланке. В подарок.

— А хочу, — согласилась я.

Два документа всяко лучше, чем один, даже если оба фальшивые. Тем более что при беглом просмотре они оба казались настоящими и даже выписанными разными людьми: если почерк Гнуса на первом бланке в точности повторял особенности написания теофренийцев — с ненужными завитушками и наклоном влево, то на втором запись была сделана аккуратными почти машинописными буквами.

— Да вы талантище! — восхитилась я.

От похвалы он не смягчился, скривил физиономию и буркнул:

— Лучше, чтобы о моём таланте никто не узнал.

— Никто не узнает о моём визите — никто не узнает о вашем таланте. И ещё... Не хотите ещё одно кольцо, но уже не за работу, а купить?

Я выложила колечко с небольшим сапфиром, самой простой формы, но камень был чистый, не из дешёвых. Гнус прищурился.

— Ювелир больше даст.

— Ювелира могут разговорить, а на вас не выйдут.

А ещё я понимала, что деньги мне нужны позарез: вещи придётся бросить у сеньоры Лусеро, но путница без вещей, отправляющаяся далеко, вызывает подозрение, а значит, на дилижанс я должна садиться с чемоданом. Бегать и искать ювелира, который бы сохранил тайну сделки, времени не было.

— Ну смотри, чтоб потом обид не было, — предупредил Гнус, высыпая монеты на стол. — Для меня твои цацки — мёртвый груз, им отлежаться надо.

— Обид не будет, — уверила я, забирая деньги.

Удовлетворённые друг другом, мы расстались. Я поначалу пожалела, что отпустили мальчишку, но дорогу к рынку нашла, где и набила корзину продуктами доверху. Удирать я собралась сегодня после обеда, но сначала нужно было усыпить бдительность той, кто считала себя моей благодетельницей. На мои вопросы она отвечала всё неохотней, и я поневоле опасалась, что она если не отправила ещё известие донье Хаго, то сделает это в ближайшее время.