Шрифт:
– Давай мы с тобой потом об этом поговорим.
– Поговорим? Поговорим? Я не хочу, чтобы мне на блюдечке приносили разжёванное. Это я с тобой поговорю.
– Послушай, у нас впереди важные мероприятия. Наша организация должна греметь. Греметь на весь город. И ты человек, как я уже говорил, на котором держится вся наша информационная работа. Без тебя и без усилий каждого члена организации ничего не выйдет.
– Я тебя…
Она не договорила. Густо покраснев, прошмыгнула мимо Коновальцева и выскочила прочь из веранды.
– Привет, Лерочка, – раздался из кабинета голос Розы Белоусовой. – Подойди сюда, сядь.
Балабанова повиновалась. Она испытывала к старухе странное уважение, граничащее с боязнью.
– На, возьми, – Белоусова кинула на стол горсть конфет в цветных обёртках. – Помяни первого моего мужа, у него сегодня годовщина.
И, вытянув шею, приблизилась старческим сморщенным лицом к лицу девушки.
– Ты что, уходить собралась? Что там у вас произошло?
– Да нет, – каким-то целомудренным голосом ответила Лера.
– Ты это брось. Он кричал на тебя?
Вот как ей ответить? Как объяснить старухе, что она не от Коновальцева-партийца, а от Коновальцева-мужика хочет получить нечто особенное?
– Ванька иногда может закомандоваться. Я всегда ему говорила – слушай других людей, а не только как ты хочешь делай. Молодёжь у нас слишком импульсивная пошла.
– Не кричал, нет.
– Закомандовался? Я поговорю с ним. А ты не вздумай выходить из организации. Сколько сил было в неё вложено, а? И тобой в том числе. И сейчас ты хочешь, чтобы все твои усилия насмарку пошли? Бросай такие мысли.
– Я не хотела никуда уходить. Просто…
– Пойди сейчас к нему и помирись. У него гордость, сам он первый не пойдёт. А вам нужно организацию поднимать.
И вновь чувство долга взыграло в ней – она должна, у неё же ответственность.
Иван сидел в коморке среди развешенных по стенам грамот и благодарностей, покоившихся на полках книг о диалектическом материализме, в компании портретов Брежнева и Ким Чен Ына. Здесь Коновальцев набирался моральных сил. При появлении Леры он и бровью не повёл.
– Я тебя очень прошу, – сказал он. – Пожалуйста, контролируй свои эмоции. Хотя бы в Комитете не устраивай цирк.
– Прости. Просто я хотела немного внимания.
Ей стало противно от попытки оправдаться. Как бы примирить, связать воедино то, что говорила Белоусова, и то, что она, Лерочка, чувствовала?
– Дело даже не в проявлении чего-то такого, мне кажется, я постоянно утыкаюсь в глухую стену.
Коновальцев вздохнул. И Балабанова его поняла: как же он устал объяснять одно и то же. Но разве не сам он виноват?
– Я столько раз тебе уже растолковывал. Ну что ты хочешь? Предлагай идеи для мероприятий, для движа какого-нибудь, мы всё реализуем. От тебя же только зависит. Я элементарно не могу везде успеть.
– Ладно.
– Больше рациональности, Лера, больше рациональности. Скоро вся молодёжная политика в городе будет решаться в этом кабинете. Твоя подпись будет стоять под документами, – Коновальцев посмотрел на неё с таким яростным восторгом, что она подумала: «Зачем столько бахвальства?»
– Под документами, хорошо, – произнесла уже вслух. – Всё нормально, ты же сам сказал, это всего лишь эмоции.
Но никакая рациональность уже не могла спасти Лерочку. Теперь странная совокупность желаний гнала Балабанову на свадьбу. И как бы она не хотела гадюкой шипеть, как бы ни желала забыться, её и тут ждало разочарование – это была безалкогольная свадьба.
«И на что я рассчитывала? Что Ванька с его нравственностью устроит безудержную пьянку?» – спрашивала себя Лера, когда ехала в микроавтобусе вместе с другими гостями.
Помимо неё присутствовали одноклассники Ивана – муж и жена, его однокурсник по имени Аркаша и страшненький парниша с алой рожей и здоровенным багровым прыщом на кончике носа. Взрослые должны были вечером ждать в ресторане, и молодёжь собиралась весь день кататься и фотографироваться.
С первых минут знакомства Аркаша обмасливал Балабанову бесстыжим взглядом. Лере это нравилось. Она думала: «У них что ли на историческом факультете штампуют красивых и высоких парней?» Аркаша и в самом деле как бы сошёл с картинки. Он даже улыбался полоской ровных белоснежных зубов, и казалось, на отполированной их поверхности обязательно должен сверкнуть отблеск. Как в рекламе.