Между ног ноет. Живот тянет. Кожа горит от следов его поцелуев и покусываний. Мне хорошо и странно в то же самое время. Хорошо, потому что я действительно получила неописуемое наслаждение сегодня, странно, потому что я получила его снова с ним. Да это все еще поражает... Кто теперь он для меня? Я ведь не могу сказать, что люблю его, но что-то определенно чувствую. Сегодня, как никогда раньше, мне хочется, чтобы нашего прошлого не было. Может, это эгоистично, ведь моя мама и сама я тогда были счастливы с ним, но сейчас я не могу в полной мере насладиться своим счастьем из-за того, что осталось за плечами. Нет, я больше не собираюсь себя винить или его, но мне тяжело и сложно по-прежнему.

– Не болит?
– Рустам неожиданно переворачивается, подкладывает ладони под мои ягодицы и слегка приподнимает. Мои бедра всплывают над поверхностью воды, он осторожно целует лобок, затем языком погружается между половых губ, как уже ни раз сегодня делал, облизывает мой живот и пупок. Подняв взгляд, смотрит вопросительно, ожидая моего ответа.

– Несильно. Все хорошо. Мне понравилось, - отвечаю, глядя ему в глаза, чтобы он не сомневался в моем ответе. Мне начинает нравиться, как Рустам задумчиво и пытливо разглядывает мое лицо, стараясь уловить на нем малейшие проявления лжи или страха.

– Придумываешь всякие глупости, а в итоге сводишь меня с ума. Я старался не пугать тебя своим напором.

– Мне нравится твой напор.

– Серьезно?
– он усмехается и утыкается носом в мой живот.
– А мне показалось, что ты слегка устала.

– Может чуть-чуть... Просто, я привыкла, что ты... так жаждал близости со мной, поэтому, когда ты стал вести себя спокойнее, у меня появились сомнения, вдруг больше не жаждешь? Мне нужно было убедиться. Извини.

Рустам на мгновение замирает, затем аккуратно опускает меня обратно в воду, опирается руками на бортики ванной и слегка подтягивается. Его лицо нависает надо мной, вода с волос капает на нос и щеки. Я непроизвольно морщусь, а он наклоняется и слизывает воду языком, затем мягко целует в губы и опускает взгляд на мою грудь, торчающую из-под воды.

– Надеюсь, ты убедилась? Или недостаточно?

– Более чем!
– я смеюсь и ладонью создаю шквал брыз в его сторону.

Рустам широко улыбается, а затем снова меня целует. Теперь я по крайней мере знаю, что если он ведет себя спокойно или занят на работе, это вовсе не означает, что он потерял ко мне интерес.

– Как у тебя дела с проектом, Ян? Всю неделю я был слишком занят, чтобы спросить. Карим говорил, что у тебя неплохо получается.

– Да...
– киваю и со вздохом откидываюсь на бортик ванной.
– Вроде получается. Ляйсан мне помогает, но есть кое-какие трудности, а в последние дни выловить Карима Гаясовича, чтобы поговорить с ним об этом, практически невозможно. Он все время в разъездах. Его зам утверждает, что без него подобные вопросы решать не может, так что придется отложить до возвращения Ахметова из очередной комнадировки.

– С чем возникли трудности?

По внимательному взгляду и серьезному тону Рустаму, я понимаю, что ему на самом деле интересно, и вовсе не плевать, как у меня все сложится на работе и смогу ли я с достоинством закончить свой первый проект.

– Это касается людей, которых мы собираемся рисовать и фотографировать. Я о том, что понятия не имею, как их искать. Ну... вряд ли в больнице мне просто предоставят информацию о болевших ранее или болеющих сейчас. Я пыталась отыскать в интернете, ведь благотворительных фирм очень много, которые представляют интересы отдельных людей, но они в основном занимаются теми, кто еще болен, а вот счастливых историй найти намного труднее.

Рустам кивает и тянется рукой к гелю и губке.

– Карим мог бы решить это, но у него сейчас проблемы в компании отца. Там серьезный конфликт. Ты можешь подождать, когда он уладит дела, либо, я могу помочь.

Предложение о помощи застает меня в расплох. Не то чтобы он мне раньше не помогал, да он мне все время помогает, но... здесь довольно большой объем работы... Хотя чему я удивляюсь, наверняка у Рустама столько связей, что и всю Москуву на уши поставить для него не проблема. Помню, сколько он сделал для мамы... И сделал бы больше, если бы так поздно не обнаружилось ее заболевание, и любые перелеты стали бы опасны для ее жизни, которая и так висела на волоске.

– Можешь? Правда? Это было бы здорово. Я думала, что у тебя нет времени, поэтому... мне казалось, просить тебя помочь еще и в этом - было бы слишком...

– Не слишком, Ян. Тебе нужно научиться доверять мне. Твое молчание потом тебе же проблемы и создает.

Я забираю у него из рук губку, на которую он налил гель, и слегка размыливаю ее.

– Ладно. Тогда...
– провожу губкой по его груди, наблюдая, как белая пена оседает на темных волосах, - я хочу знать, почему ты... влюбился в меня?

Стараясь натянуть на лицо непринужденную улыбку, но держать ее невероятно трудно, потому что на самом деле этот вопрос уже не раз ковырял мои нервы, особенно, когда я разглядывала себя в зеркале или невольно сравнивала с роскошными женщинами, приходящими в галерею - они напоминали мне о Регине.

– Почему?

– Да. Почему?

– Как-то ты быстро перескакиваешь с темы на тему. Мы вроде о работе говорили.

– Говорили, но мы же уже поговорили, то есть ты согласился помочь, так что сейчас я хочу знать ответ на этот вопрос.