— Мама!

Я утонула в объятиях Амани, не сдержав слез, почти как в детстве. Слушала ее слова о том, что Далиль приедет позже. Когда буду готова его видеть, а пока мне стоит остановиться в ее резиденции. Я была так рада этому обстоятельству, что обняла ее еще крепе.

— Как долго я смогу прожить у тебя, мама? — мой голос дрожал. — Я не хочу… я не готова сейчас возвращаться домой и видеть Далиля. Все так… Так перевернулось с ног на голову…

Амани вздрогнула, на миг отстранилась, пристально глядя мне в глаза:

— Так ты все знаешь, Газаль? Он… шейх Аль Мактум рассказал тебе?

— Что рассказал, мама?..

— Ничего, — Амани сглотнула. — Летим домой. Вам следует поговорить с мужем, но только тогда, когда ты восстановишь силы…

Числа предали меня.

Они больше не выстраивались в ряд неразрешимой для иных умов теоремы, не подмигивали мне, как доброму другу, не спешили раскрыть свои секреты. Холодные и сухие, как и положено быть символам высшей математики, взирали свысока, будто давали понять: им нечего делать в разуме той, кто позволила чувствам занять там главенствующие позиции.

Я зачеркнула зашедшую в тупик формулу, росчерком авторучки превращая интеграл в восьмерку бесконечности. Задумчиво выводила плавные изгибы, а перед глазами все расплывалось.

Внезапно густо наведенный черной пастой символ бесконечности дрогнул, повернувшись под углом, замерцал, переместившись в концовку перечеркнутого уравнения. Мимолетно, как будто это было похоже на игру моего воображения, но я явственно увидела игру символов.

Застучало сердце. Стараясь любой ценой не спугнуть ускользающий мираж со знаком бесконечности, я схватила первый же попавшийся лист чистой бумаги, чтобы записать пока еще не окончательно сформировавшуюся, но уже почти целостную формулу…

— Газаль? Я не помешал тебе?

Лучше бы в этот момент на меня обрушился ливень. Тот самый, что не так давно, после эксперимента властей с климатическими дронами, залил за сутки часть пустыни в эмирате Аль Мактума. Ошибку этого экспериментального запуска я сейчас и пыталась решить, понять, где расчёты оказались ошибочными.

Подняла на Далиля взгляд, который мог испепелить его на месте. Муж понял это по-своему. На его невозмутимом лице ничего не отразилось, только в уставших и каких-то пустых глазах промелькнула горестная тень.

— Я сделал твой любимый кофе, моя луна. С шоколадом и кедровыми орехами, как меня научила шейха Аблькисс. Ты два часа уже не отрываешься от работы…

— Все хорошо, Далиль. Просто трудно вернуться в колею. Я все равно найду решение. Не сомневайся.

После признания моего мужа и разговора длиной в несколько часов Далиль больше всего боялся увидеть ненависть и брезгливость в моих глазах. А я… не восприняла эту новость так, как должна была по мнению матери.

Выслушала молча, задумчиво, потому как мысли летали в далеких песках рядом с фантомной тенью Кемаля Аль Мактума. Вырвалась из грез, когда супруг повторил свои слова и они наконец достигли моей души; посмотрела на него ошеломленно, полагая, что Далиль прибегнул к шутке лишь для того, чтобы вырвать меня из полета по волшебным мирам. Покачала головой даже, широко раскрыв глаза.

И не заметила, как внутри словно тяжелые грозовые тучи после удара молнии разродились дождем, тем самым, что дарит жизнь и заставляет пустыню цвести, а выжженная разлукой земля жадно впитала эти капли, запустив ростки надежды с примесью эйфории.

Первой моей реакцией был смех. Далиль обеспокоенно повторил свои слова, полагая, что я восприняла это как розыгрыш, а с моих плеч рухнул груз вины. Разом разорвались те самые оковы, что держали мои руки скованными традицией шариата и священного никяха с Далилем Бин Зареми.

Муж говорил, умоляя простить за предательство, а мне было все равно. Хотелось пуститься в танец, счастливо закричать имя того, кого я не имела права произносить с любовью и чувственной окраской.

Аллах запрещает пить крепкие напитки истинным мусульманам… но в тот вечер мы с моим супругом приговорили на двоих бутылку марочного виски, как два друга. Как два заговорщика. Безумие во всей красоте. Именно так стоит праздновать, наверное, истинную свободу.

Я своих чувств не раскрыла, правда, Далиль и так все понял. Но не озвучил. Прошел месяц, а груз вины так и не упал с его плеч. Муж старался угодить мне во всем, спешил исполнить любое желание, а я думала лишь о том, насколько благороден оказался Кемаль. Он ведь знал о Далиле правду, но так и не воспользовался этим аргументом.

Для широкой общественности ничего не изменилось. Мы, как блестящие умы эмирата и красивая пара посещали все мероприятия, вели себя, как супруги, в семье которых царит мир и взаимопонимание. А наедине с собой я все больше и больше тонула в пучине предвкушения встречи с Кемалем. Только Далиль мучился неопределённостью с моей стороны.

Но я не могла знать, что нас ждет впереди. Хотела верить в свое будущее с Кемалем, а оно скрывалось в тумане. Оттого не спешила озвучить решение — разводимся мы или остаемся жить как семья.