– Вот, сынок. Это Зинаида. Зинаида Климовна. Вот так, сынок

В тот момент Василий распознал мысли сына, и когда женщина ушла, они вышли с ним на крыльцо. Отец не курил, как впрочем, и не пил уже лет десять, но Захар уже стал привыкать к тому, что отец, хоть и, поглядывая на сына, но всё же подкуривает сигарету. Они долго молчали и просто смотрели в пустоту. И тогда Василий начал первым:

– Тебе никто и никогда не заменит мать. И семья это не только обнимания и поцелуи на ночь. Семья это ещё и финансовое положение. И один я не вывезу. Через год тебе уже куда-то надо поступать… Да даже и не в этом дело. Даже простейшее «варить», нам и то некогда с тобой. Дом скоро превратиться в комок грязи… А здесь… Здесь хоть какая-то помощь будет… А мамку тебе никто не заменит.

Захар понял план отца, как только зашёл домой. Да, действительно, никто и не требует называть Зинку матерью, да и жить она возможно у них и не будет. В дом они зашли, обнявшись как друзья, совершившие хорошую сделку.

***

Прежде чем залить пожар ночного кошмара, заметно подсушившего всё внутри, Николаю пришлось выпить три стакана холодной воды. Ближе к обеду пришла тётя Вера и сразу спросила у Николая, что это у него за синяки на обоих предплечьях. Сиреневые пятна расплывчатой кляксой выглядывали из-под краёв безрукавки парня, и он инстинктивно, словно приличный школьник, получивший тумаков от сверстников, закрыл их ладонями. Он и сам уже с самого утра заметил эти синяки и, не вспомнив причину их возникновения, пожал плечами:

– Я с утра на полу проснулся… Упал видимо, – виновато произнёс Николай, садясь за стол. Тётя Вера уже поставила на него дымящуюся кастрюлю с супом и выкладывая его в глубокую тарелку, покачала головой:

– Осторожней надо быть, – с материнской интонацией произнесла соседка, смотря на Николая с таким лицом, будто решала сложнейшее математическое уравнение. – Сам упал, говоришь?

– Сам, – Николай даже обернулся, словно в комнате был ещё кто-то, кто мог скинуть его с кровати.

– Ага, – протянула тётя Вера, решив уравнение. – Ну ладно… Вечерком принесу тебе твоих любимых пирожков с морковью… Кстати, дядю Гену ведь знаешь, слесаря?

Не знать дядю Гену-слесаря мог разве что залетевший в город марсианин. И знали его не из-за того, что он один единственный обслуживал почти двести квартир, но ещё и за то, что он делал это, мягко говоря, в нетрезвом состоянии и когда у него получалось всё-таки наладить то, за что он брался, некоторые просто начинали аплодировать.

– Знаю – произнёс Николай, наверное, не удивив тётю Веру

– Ему сегодня собутыльники ночью голову отрубили… топором…

Образ твари в тельняшке тут же всплыл в голове Николая, как кадр из ужасного фильма, который он смотрел ночью. Запах водки из огромной пасти, отсутствие головы и кладбище… А ещё голос матери, оповещающий Николая о приходе «боли». Совпадение?..

Покормив Николая, тётя Вера снова ушла на работу. Парень взял стульчик с комнаты и, перенеся его на балкон, сел, положив руки на край балкона. Внизу, у дома напротив,

Радуясь очередному летнему дню, кружилась над окнами стая озорных воробьёв. Догоняя друг друга, они громко чирикали, играючи клевали друг друга, круто разворачивались и уносились в противоположную сторону. Уж точно, видимо, играли в догонялки. Следя за воробьями, взгляд Николая неожиданно упал на одно из окон десятиэтажного дома, напротив.

Вдоль стены ползло что-то круглое и волосатое. Николай даже привстал со стула и прищурившись, стал всматриваться в существо. Волосатый комок медленно полз кверху, оставляя за собой бардовый след, как улитка оставляет за собой след слизи, когда ползёт по какой-то поверхности.

«Мяч» – так назвал для себя Николай ползучее существо – плавно поднимался всё выше и выше, останавливаясь на мгновенье почти на каждом этаже, словно заглядывал в окно, в поисках чего-то. Потом снова, отдохнув, продолжал ползти вверх, и Николай вдруг почувствовал, что слышит, как движется этот «Мяч».

«Чвак… чвак… чвак» – раздавалось в голове Николая и его вдруг затошнило. Он зажмурил на секунду глаза, когда открыл их, мяч уже полз в сторону милицейской машины и, спрятавшись за одним за неё колёс, притих, ожидая чего-то непонятое.

Под вечер пришла тётя Вера и принесла, как обещала, пирожки с морковью. Николай отставил тарелку с пирожками в сторону и пообещал съесть их ближе к ночи, жалуясь на то, что долго не может заснуть. Долго сидеть тётя Вера не стала, сказала, что завтра на почту приходит пенсия и надо идти на работу почти за два часа раньше, чтобы подготовить всё к нашествию пенсионеров.

– Если что случится, постучи громко в стену или на площадку выбеги и в дверь стукни – проинструктировала соседка.

–А что может случиться? – насторожился парень, и у него от волнения заходил кожа за ушами.

–Ну, мало ли… – произнесла тётя Вера. – Или сон дурной, или плохо станет.

–А от чего плохо станет? – не унимался Николай, всматриваясь в глаза женщины, словно она должна была подмигнуть или скосить их, объясняя причину, от чего Николаю должно стать плохо.

–От пирожков, – улыбаясь, поставила точку в разговоре тётя Вера, поднося пустую тарелку к глазам парня. – Если ты съешь на ночь все шесть.