Шрифт:
Секретарь Петра, Алексей Васильевич Макаров, держал записную книжку и свинцовый карандаш: он должен был записывать результаты испытаний.
Пробные порции пороха были упакованы в маленькие мешочки. Надписи указывали сорт пороха, его количество и время изготовления. Мешочки были запломбированы правительственными комиссарами, приставленными три месяца назад к Маркову и Шмиту.
– Начинайте! – приказал Петр.
Первая очередь по жребию досталась Шмиту. Бросая гордые взгляды на соперника, пороховой мастер заложил первую порцию.
– Порох мелкий, ручной, [192] – объявил Шмит.
Раздался выстрел. Царь не спускал глаз с мачты.
– Восемьдесят пять футов. Запиши, Васильич! – приказал он Макарову.
Мушкетный порох поднял конус на семьдесят восемь футов, а пушечный – на семьдесят три.
Испытание проб, пролежавших два и три месяца, дали сравнительно мало отличающиеся друг от друга результаты. Петр был доволен.
– Изрядно! Изрядно! – повторял он, потирая руки.
192
Сорта пороха были такие: а) ручной порох (шел на засыпку запалов и для ручного огнестрельного оружия – пистолетов); б) мушкетный; в) пушечный; г) винтовочный (для охотничьего оружия). Сорта различались только величиной зерен.
Шмит сиял и бросал в сторону русских мастеров гордые взгляды. Он был совершенно уверен в победе.
Пришла очередь Маркова.
Егор дрожащими руками заложил пробу.
– Порох мелкий, ручной! – срывающимся голосом выкрикнул он.
Царь и вся его свита ждали первого марковского выстрела с большим нетерпением.
Выстрел прогремел. Конус взвился. Какая-то доля секунды, и он оказался значительно выше верхушки мачты.
Эффект был неописуемый. В толпе громко ахнули. Царь сорвал с себя треуголку и торжественно махнул ею в воздухе.
– Ха-ха-ха! – грянул он. – Мачту к черту!
Слова царя произвели неожиданное действие. Из-за спин вельмож выскочил сторож при плаце, здоровенный краснолицый мужик в плотничьем переднике, с топором в руке. Подскочив к мачте, он нанес ей страшный удар под самое основание.
Петр оторопел.
– Стой, стой! – закричал он. – Что творишь?!
Сторож в азарте продолжал рубить мачту. Еле-еле его оттащили.
Петр вволю посмеялся, затем сказал:
– А ну, Егор, валяй – выпаливай следующую!
Каждый выстрел марковским порохом вызывал все большее и большее изумление.
Всякий раз конус взлетал выше мачты, и сравнительную силу разных сортов пороха приходилось оценивать только приблизительно, на глаз.
Питер Шмит с побелевшим лицом уткнулся глазами в землю и не хотел смотреть, как стреляет Марков. Но гул поздравлений и восторгов, доносившийся до него после каждого выстрела, заставлял его нервно передергивать плечами.
Испытания закончились. Пороха Маркова оказались по меньшей мере раза в полтора сильнее Шмитовских. Продолжительность хранения оказывала на них меньшее влияние. Если дальность выстрела лежалым порохом у Шмита падала на десять – пятнадцать футов, то у Маркова она уменьшалась футов на пять – восемь, хотя с точностью определить это было невозможно.
– А ведь, пожалуй, и впрямь мачтам конец пришел, – сказал Петр. – Отныне пробы делать будем не на высоту, а на дальность, и к сему надо способы изыскать. Займись-ка этим делом, Егор!
– Слушаю, государь. Только, осмелюсь доложить, – и мачты могут в дело идти: стоит только уменьшить вес пробы…
– Верно, верно. Молодчина, скоро соображаешь! – Царь притянул к себе Маркова, ласково тряхнул его за плечи. – За сегодняшнее изъявляю тебе, Марков, свое особливое удовольствие… О сем будет еще у нас разговор.
Егор взглянул на царя с удивлением.
«Это неспроста», – подумали догадливые царедворцы.
Питер Шмит, набравшись смелости, быстро шагнул вперед:
– Могу ли я говорить, ваше величество? – и после разрешения продолжал: – Успех мингера Маркова принадлежит не ему!
– А кому? Уж не тебе ли? – презрительно кинул царь.
Но Шмит, войдя в азарт, уже не обращал внимания на выражение царского лица.
– Да, мне, именно мне! – взвизгнул голландец. – Неведомо какими путями, но мингер Марков выведал мой секрет обработки пороховой смеси под бегунами…
– То ложь неистовая! – вынырнул из толпы горячий Бушуев и тотчас же был утянут обратно сильной рукой Ракитина.
– Ну, ну, говори! – подбодрил царь замолкшего Шмита.
Но тот уже выдохся и только в бессильной злобе дергал себя за рыжие обвисшие усы.
– Кончил? Теперь нас послушай! – сказал царь. – Сегодня опять наша взяла, как многажды за последние годы случалось, и сему я зело рад. Вы, иноземные мастера, привыкли от своих секретов питаться, и ими себе таковое значение придавать, какого по заслугам совсем не стоите. И уже одно то, что господин Марков своим открытием тебя заставил работать, весьма похвальным мню, но… – Петр сделал большую паузу и продолжал, повысив голос: – …знаю, что господин Марков до новоманирного способа своим собственным умом дошел, и то во сто крат дороже!