При том это «лорд Редвуд» говорили с такой интонацией, что голос камергера резко начинал казаться музыкой.

— То есть вы хотите сказать, — кое-как сдерживаясь, уточнил Эмрис, — что мне удалось вытащить Норга никем незамеченным только потому, что все благородные семьи в раз расступились и не стали мне мешать? Что никакого иного претендента и не было? Ни одного? И каждый из прочих бы мог сделать то же самое?

Его осаждала какая-то делегация из двух молокососов и двух девиц. Эмрис очень хотел от них отделаться, но понятия не имел, что сказать такого, чтобы не учинить скандал. Может, они того и добиваются? Чтобы он вышел из себя? Ну а кто бы не вышел?! Эти проклятые белоручки задыхаются от запаха собственного ночного горшка! Не то, чтобы лезть сквозь канализацию!

— А вы сомневаетесь, барон? — Голос щенка — лет двадцати от роду — прозвучал явным намерением развязать драку. Значит, его правда провоцируют? Хотят вывести, как бы сказать, на чистую воду? Заставить показать какую-нибудь дикую, неприглядную натуру, чтобы императору стало ясно, что он пригрел на груди голодранца и дебошира?

— Разумеется, он сомневается, — подала голос одна из дам. Графиня какая-то там, Эмрис не запомнил. Или дочь графа. Он еще не разобрался. Зато точно уяснил, что эта шельма решила стать местным «светилом» или вроде того: понацепила на себя столько золота и побрякушек, что из-за пляски огней на них на девку было невозможно смотреть, не щурясь. — Он же понятия не имеет о достоинствах истинного рыцаря.

Ему определенно нужен хоть кто-то, кто понимает, как себя вести! Потому что еще немного, и он за себя не поручится!

— Пф, чего еще ждать от наемника. — Вторая дамочка скривила рот и пробормотала будто под нос, но однозначно так, чтобы Эмрис услышал.

Железный смерил обеих женщин самым ледяным взглядом, каким мог. Коротконогие шлюхи! Они не достают ему даже до плеча, а заносятся так, словно это его недостаток, а не их! Словно он тут неотесанный мужлан, который едва-едва разобрался, как в дверь входить!

— Может быть, — поддержал первого напыщенного индюка другой, — вы хотите сказать, что кому-то из по-настоящему благородных господ не достает храбрости, и поэтому вы справились с задачей, а они — нет? Или, может, нам не достает смекалки? Или предприимчивости?

Эмрис отчаянно шарил глазами вокруг в поисках хоть кого-нибудь или чего-нибудь, что спасло бы ситуацию. Его взгляд будто сам собой увидел на расстоянии вытянутой руки светловолосый затылок высокого мужчины. Рейберт! Точно, Рейберт рядом! Может быть, он…

В следующий миг на плечо Рейберта легли тонкие женские пальцы, мягко отодвинули мужчину в сторону, и из-за Рейберта выглянула дама, которую Железный не мог не узнать.

Несмотря на раздражение от вынужденного спора, Эмрис опять улыбнулся, когда увидел, как незнакомка приближается к нему.

— Только яиц, — пригвоздил звонкий, но достаточно невысокий голос.

Эмрис потерял чувство реальности на несколько мгновений.

«Только яиц». Самая последняя фраза, которую он ожидал услышать первой из уст этой женщины. Это нормально для местного общества? Чтобы леди так выражались? Или только ей можно так выражаться? И кому именно — ей?

В пару шагов женщина приблизилась, и в нос Железному прокрался теплый, окутывающий запах карамели и соли.

Эмрис повернулся к леди целиком, всем телом, и не скрываясь уставился. Наклон головы, взгляд и осанка отличали эту женщину от обвешанных золотом местных «светил» так же, как отличаются изумруды и рубины от крашеных стекляшек. Она обладала высоким ростом, достигая Эмрису подбородка или около того. Когда она приблизилась, ее чистое открытое лицо, сплошь из аристократических черт, обратилось к нему, а губы — не тонкие и не слишком пухлые — изогнулись в приветливой улыбке. Густые, как леса доставшегося ему Редвуда, волосы, каштановые с золотым, в отличие от замысловатых причесок других дам свивались в пышную косу. Та лежала у женщины на левом плече, свисая чуть ниже груди. Вплетенная в нее золотая нить с крупными жемчужинами и изумрудами затейливой огранки стоила — Эмрис мог дать на отсечение голову — дороже массивных побрякушек прочих гостий вечера. Точно такая же золотая нить служила подпояской светлому платью с редкой аккуратной вышивкой красивого травянистого цвета. Вырез повторял линию изящных ключиц, включая небольшой угол вниз — достаточный, чтобы подчеркнуть разворот прямых плеч, но недостаточный, чтобы оголить даже ложбинку между грудей.

Леди напоминала Эмрису искусно выделанную скульптуру, не только тем, что была величаво-прекрасна, но прежде всего тем, что по облику женщины невозможно было угадать ее возраст. Да, конечно, «молодая женщина» подходило ей идеально, но насколько именно «молодая»? Было ли ей двадцать или тридцать два?

Да что там возраст, вздохнул Эмрис в душе, он даже имени ее не знал!

Раздумывая над личностью незнакомки, вот уже второй раз пришедшей на выручку, Эмрис не сразу обратил внимание на ее глаза. Насыщенные, как настоянный в дубовых бочках ром, они были карими, однако левый зрачок с нижнего внешнего края зеленился полумесяцем. Совсем как вязовый лист.

Железный почти уловил ощущение подвоха, почти успел поймать его среди прочих несущихся мыслей, когда четверо ублюдков, осаждавших его прежде, начали вразнобой кланяться.

Леди, не глядя, протянула в сторону руку — жестом, безоговорочно требующим и безусловно уверенным, что прямо сейчас он, Эмрис, не знакомый с этим как следует, сориентируется и сделает все как надо. Железный раскрыл ладонь, по которой тут же скользнули длинные пальчики. Прикосновение походило на прохладную мягкость бальзама, коснувшегося разгоряченной раны.