Яромир сжал от боли зубы так сильно, что полопалась эмаль, но не закричал. Не издал ни единого стона, ни писка.

Он не доставит бесу такого удовольствия.

Смердящая гнилью пасть беса широко раскрылась в злобно рычащем оскале прямо перед лицом Яромира.

Черные глаза твари заглядывали жуткой, безжизненной пустотой в самую душу, от чего непроизвольно бросало в дрожь.

Точно такой же бездонной, безграничной, устрашающей пустотой смотрел и водяной в свои последние мгновения.

Точно такую же гнетущую, неизбежную гибель источал и Черный воин из видений Яромира.

Сильнейшие и ужаснейшие из проклятых порождений Иного мира…

Но Яромир не боялся.

Он научился не страшиться смерти…

Бес уже метился зубами в шею, как Яромир вцепился в его лапы и с размаху саданул лбом прямиком промеж глаз ослабившей внимание твари.

Пораженный невиданной дерзостью бес взбешено фыркнул, ещё глубже продавил когти в левое плечо, сжал правую руку кулак и соразмерно ответил Яромиру.

Он пролетел порядка двадцати аршинов, не касаясь земли и столько же проскользил спиной по траве, до мяса ободрав кожу об острые камни, сухие ветки и шишки.

Последние силы оставили Яромира.

Он бездвижно лежал на земле, жадно глотая воздух и смотрел на безумно кружащиеся над головой кроны высоких сосен.

Бес окончательно стряс ему голову…, но он ещё продолжал дышать, а значит — бой ещё не закончился!

Яромир, кряхтя и плюясь кровью, перевернулся на живот и поднялся на колени.

Кровь ручьём капала на бёдра изо рта и сломанного носа.

Он, с жутким хрипом проткнутого куском ребра лёгкого, вдохнул и презрительно плюнул в сторону медленно приближающегося беса.

Необыкновенно длинный язык твари вился в разные стороны.

Бес больше не улыбался.

Вены на его теле вздулись, в глазах блеснула жажда крови, мышцы напряглись, и он прыгнул.

Яромир закрыл глаза…

Но что-то схватило его за лоскуты рубахи и оттащило назад прямо перед тем, как пасть беса звонко щелкнула у самого носа.

Следом послышался гулкий шлепок, противное шипение кожи беса и его жалобный визг.

Яромир с трудом наклонил голову и увидел, как разрубленный до пояса бес поспешил скрыться в густой тени леса.

— Не утруждайся, сын, — где-то над головой прозвучал до боли знакомый и родной хриплый голос. — сил набирайся. Теперича аз с ним побеседую.

Слёзы сами собой навернулись на глазах Яромира:

— Отец…? — с трудом прошептал он, попытался перевернуться, чтобы разглядеть старика, но упал без сил и начал захлёбываться кровью.

Старик тут же припал рядом с ним на колени и что-то запихал в рот Яромира:

— Глотай, еже жить хочешь!

Круглый, сладкий, ванильный шарик, с отвратительнейшим привкусом коровьего дерьма, мышьяка и серы, никак не хотел пролазить в горло и окончательно перехватил дыхание.

Яромир начал быстро синеть, поэтому старику пришлось запихать пальцы в рот и протолкнуть его самостоятельно. Как только шарик проскочил он откупорил бутылёк и вылил его содержимое, пахнущее молоком с барсучьим жиром, мёдом и розмарином, следом, отозвавшееся в желудке Яромира обжигающим холодом.

— Эх, ты, богатырь. — старик по-отцовски похлопал жадно задышавшего Яромира по щеке. — Такая детина вымахала, а всё, аки с маленьким…

От лекарства старика стало легче.

Кровь сама собой перестала бежать из ран, затянув их тонкой плёнкой.

Теперь Яромир смог осмотреть его.

Старик ничуть не изменился с того самого дня, как их с Яромиром пути разошлись.

Всё такая же густая седая борода, потасканные лапти и его любимая, расшитая красными нитями рубаха. Через плечо же была перекинута сумка травника, очень уж похожая на ту, которой пользовалась Ядвига.

— Кизяк дракона, Цмоку спасибо, и слюни златорога поставят тебя на ноги. — увесистая ладонь старика, тяжело давящая на грудь, источала неестественное, обжигающее тепло.

Яромир, не в силах вымолвить не слова, продолжал заливаться слезами радости и нечеловеческой усталости.

— Ишь, чего удумал. — старик поднялся на ноги, закатал рукава и огляделся. — Ты мне тут возгри подбери и в себя приходи. Такое чудо-юдо само себя не упокоит…

Бес напал со спины, стремительно и, как он думал, неожиданно, но старик ещё задолго заприметил его, крадущегося в тени, среди осоки.