– Вы видели, – сказал он побелевшими губами.

– Да, – кивнул шеф. – Видели. И я тебе скажу: было очень страшно.

– Йес! – мальчишка подпрыгнул на сиденье, в глазах его загорелся победный огонь. – Я знал! Я им говорил! А они…

– Тебе больше нельзя этого делать, – холодно и жестко сказал шеф.

– Но… Почему? – в лице мальчишки появилось что-то от грызуна. Мелкое существо, которое загнали в угол.

– Ты глупый, самонадеянный, и совершенно не представляешь, к каким последствиям может привести твоё баловство. А учиться ты не хочешь, – шеф посмотрел на меня. – Сашхен, выведи его в тамбур, сверни шею и выброси из поезда.

Глаза у пацана стали огромными, чёрными от расширившихся зрачков. Губы вытянулись в ниточку. Он потянулся к динамику на лямке, не нашел, и судорожно принялся дёргать замок. Шеф перехватил его руку и крепко сжал. Другой рукой он подхватил рюкзак, и переложил себе за спину.

– Отдайте, – на пацана было жалко смотреть. Его трясло, бледные лапки сжались в кулачки, но глаза смотрели упрямо и с вызовом.

– Извольте следовать за моим сотрудником, милостивый государь, – всё так же холодно сказал Алекс и бросил предупреждающий взгляд в мою сторону. Я поперхнулся.

Честно: я хотел уже попросить, чтобы он оставил мальца в покое – в крайнем случае, отобрать у него рюкзак… Конечно, это нашему горю не поможет, но сворачивать шею ребенку? Это круто даже для моего шефа.

Он же его просто пугает, – сказал я себе. – Хочет заставить прислушаться…

И я протянул руку.

– Идёмте, молодой человек.

– Я закричу.

– Никто тебя не услышит. Как никто, кроме нас, не слышал твоей музыки, – равнодушно пожал плечами шеф. – Думаешь, ты один такой хитромудрый? – спросил он вдруг совершенно другим тоном. – Тогда хорошенько подумай: а откуда взялись мы?

– Давай, поднимайся, – подтолкнул я.

– Подождите, – сказал пацан. Ни мольбы, ни слёз в его голосе не было. Только решимость. – Если… Если я соглашусь учиться. Если… Не буду… заниматься баловством?..

– Ну не знаю, – шеф положил руку на спинку кресла, пиджак его распахнулся и стала видна рукоять револьвера. Мальчишка сглотнул.

– Пожалуйста, – тихо пискнул он. – Я обещаю.

***

…Москва встретила неистовым солнцем, отчаянной трескотнёй воробьёв и по-весеннему бодрыми гудками автомобилей.

– Сейчас найдём извозчика, – обнадёжил шеф, выходя с Ленинградского вокзала.

Детский рюкзак с динамиком в виде Пикачу болтался на локте у Алекса, его рука покоилась на плече Миши Седова.

Я шел сзади, неся свою сумку и саквояж шефа.

– Что в Москве никогда не переведётся, так это таксисты, – Алекс поднял руку и к нам тут же подлетела "мазда" вишнёвого цвета.

Открыв переднюю дверцу, шеф назвал адрес и махнул нам садиться. Пацан уже полностью очухался от испуга. В глазах его появился новый блеск: ожидание неведомых приключений, новых возможностей, и главное – уверенности в себе.

Важнее, чем угрозы, для него сейчас был тот факт, что его оценили по достоинству. Поверили в его силы, и даже – немного боятся… А страх смерти для детей – концепция абстрактная. Она где-то далеко, и случается только с другими, незнакомыми людьми.

Миша Седов был счастлив.

– Будешь учиться в спецшколе, – сказал Алекс перед тем, как сойти с поезда. – С матерью договорится директор, за учёбу платить не нужно. Жить будешь там же, так что отчим тебя больше не тронет.

– А прогуляемся по Арбату, – предложил шеф, когда мы оставили пацана знакомиться с новым домом.

Хорошо, что дети быстро привыкают…

Мы пошли по красной брусчатке, мимо лавочек, облюбованных туристами, мимо художников со своими вечными мольбертами, мимо лотков, с которых продавали всякую мелкую всячину, от самодельного мыла до фальшивых кавказских кинжалов.

– Не знал, что существуют такие школы, – заметил я. Мимо прошествовала крупная японская тётенька с громадным объективом на пузе, и нам пришлось разойтись в стороны, чтобы её пропустить.

– Это не в прямом смысле школа, – поморщился Алекс. – Скорее, специнтернат. Для особо опасных малолетних преступников.

Я вспомнил ощущение силы, окружившее неприметный многоквартирный дом.

– То есть, вы не шутили: если бы он не пошел по свое воле, пацана пришлось бы убить? – я почувствовал, как холодный пот течёт между лопаток.

– С детьми лучше всего работает правда, – кивнул шеф. – Ложь они чуют за версту. К тому же, теперь у него отличная мотивация хорошо учиться.

– То есть, это не навсегда?

– Ну разумеется, – Алекс улыбнулся, пропуская симпатичную барышню в коротеньких шортиках. – Поймёт, что его талант – это в первую очередь оружие, научится контролировать… А там – посмотрим. Печально, конечно, что сам он не сможет исполнять то, что сочиняет. Но так, по крайней мере, мир не потеряет великого композитора.