Скулы у девушки были высоченные, острые, хищные. Зубы – необыкновенно белые. А волосы – цвета старинных медных монеток, и такие пушистые, словно это не волосы, а звериный хвост… Пахло от неё едва заметно противоблошиным шампунем и какими-то цветочными духами. А ещё машинным маслом.

– Болото, говорите? – Алекс к девушке не проявил никакого внимания, кроме делового. Ну правильно, кивнул я сам себе. – Мы же на работе… А работу и личную жизнь он не смешивает никогда. Собственно, поэтому и не берёт в агентство Мириам – в чём я его всесторонне поддерживаю…

– Старое болото, оно давно высохло, – пояснила девушка. – Но деревья там всё равно не росли. Это была голая плешь, покрытая крапивой и полынью. Биоценоз мы не разрушили.

– К тому же, рядом проходит оживлённая автомагистраль, – себе под нос пробормотал шеф. – И грех было не воспользоваться такой возможностью…

– А почему не убрали технику? – спросил я. – Ваш директор сказал, что стройку закрыли.

– Заморозили, – поправила девушка. – Геннадий Пантелеевич надеется, что недоразумение с проклятьем разрешится, и строительство торгового центра продолжится.

Когда девушка произносила имя начальника, голос её изменился. Стал более бархатным. Глубоким.

Пока мы беседовали, Алекс подошел к краю развороченной канавы и вытянул над ней руки. Со своего места я видел, что на дне её скопилась, покрытая радужной бензиновой плёнкой, вода.

Постояв так немного, шеф перешел к следующей канаве, затем ещё дальше. Он смело ступал на горки осыпающейся подсохшей земли, не жалея ни испанских туфель, ни дорогих брюк.

Он шел, как лозоходец, как сомнамбула.

Я с беспокойством следил за его блужданиями. Через минуту не выдержал, и пошел к нему, стараясь наступать на сухие участки. К сожалению, было их не очень много…

– Вы что-то нащупали? – спросил я тихонько, подойдя к шефу вплотную. Я знал, что у оборотней великолепный слух, но всё равно казалось, что говоря шепотом, мы обеспечиваем себе подобие приватности.

– Знаешь, кадет, – ответил он, посмотрев на меня круглыми, немного шальными глазами. – А проклятие всё-таки есть.

– Вы говорите о проклятье, от которого умерли рабочие? – осторожно спросил я.

– Не совсем, – поморщился шеф. – Точнее, совсем нет. Тут что-то другое.

– Но оно могло повлиять на успех строительства?

Я не заметил, как девушка-пилот подошла к нам. Секунду назад она стояла возле вертолёта, и вдруг…

Алекс посмотрел на неё пустыми глазами, потом моргнул и тряхнул головой.

– Э… простите, как вас зовут?

– Хельга, – она не протянула руки. Только сузила светлые глаза и выставила подбородок.

– Так вот, Хельга…

Я не услышал, что сказал Алекс девушке. На меня опять накатило.

Это было не так, как в Питере. Не было муторной, вымораживающей тоски, не было ощущения тонкого моста под ногами… Был взгляд. Пристальный, внимательный, отчасти враждебный.

От этого взгляда заболела кожа, затылок наполнился тяжестью, а под сводом черепа раздалось мерное жужжание.

Жужжание складывалось в слова неведомого языка. Я напрягся, пытаясь распознать знакомые фонемы, как-то идентифицировать, расшифровать, но – безуспешно. Слова лились непрерывно, сплошным потоком, вызывая чувство бессилия.

Я разозлился.

Язык – моя сильная сторона. Я всегда гордился тем, что мог уловить смысл речи на лету, даже не зная самих слов. Это было на уровне интуиции, догадок, которые оказывались верными…

Здесь и сейчас я не мог ничего. Я слышал голос в своей голове, я знал, что это – осмысленная речь, но не мог понять ни слова.

– Кадет, что с тобой? Эй, Сашхен, посмотри на меня!.. Посмотри на меня, это я, Алекс…

Знакомый голос пробился сквозь жужжание, и я уцепился за него, как за спасительную соломинку. Тряхнул головой, отгоняя наваждение, протёр глаза…

Оказалось, я стою на опушке леса, по колено в канаве с водой. Холодная жижа уже проникла в кроссовки, намочила штанины, и ноги сковало холодом.

Я наклонился, и в тёмной воде отразилось моё лицо. Щёки запали, нос заострился, как у мертвеца. Сквозь натянувшуюся кожу угадывались зубы – широкий оскал скелета. Глаза представляли два тёмных провала.

Встретившись взглядом со своим отражением, я дёрнулся, будто получил пощечину.

И выпрямился.

Алекс возвышался рядом, на холмике рыхлой земли. Он протягивал мне руку.