Я благоразумно отошел подальше. Не то, чтобы я боялся высоты, или испытывал тягу к суициду… Просто себе я больше не доверял.

– Что дальше?

Малину я за время полёта как-то незаметно съел. Алекс взял всего несколько ягод, пожевал, как хлеб, и отвернулся, так что весь туесок достался мне… Теперь я вертел испачканную ягодным соком корзинку в руках, не зная, что с ней делать. При этом меня переполняла странная бодрость. Будто от самых пяток, будоража внутренности, поднимались лёгкие пузыри, заставляя тело подпрыгивать и всячески выражать желание потратить энергию.

– Вечереет, – сказал шеф, глядя на далёкую полоску горизонта. Снизу она была желтая, подкрашенная оранжевыми всполохами. В ней наполовину утонул красный апельсин солнца. – Пора встречаться с Володей. Идём.

Алекс воспользовался пропуском, который вместе с папкой вручил Геннадий. Этот пропуск, точнее, магнитная карта, открыл нам сначала дверь с вертолётной площадки внутрь здания, а затем и двери лифта.

Как только мы вошли внутрь небоскрёба корпорации "Семаргл", меня окружил запах псины. Он был тонким, едва заметным, но удушающим.

Словно я попал на дорогую, ухоженную псарню.

Интерьер, впрочем, был самый обычный: кадки с пальмами, низкие диванчики вдоль стен и рассеянный свет энергосберегающих лампочек.

А вокруг сновали вервольфы.

Толстые вервольфы, худые вервольфы, молодые и старые вервольфы, одетые в дорогие деловые костюмы и рабочие комбинезоны с логотипом скалящейся волчьей головы… Объединяло их всех одно: привычка при нашем приближении отводить взгляды и запах противоблошиного шампуня.

Я почувствовал себя неуютно. Несмотря на вполне человеческий вид, одежду и цивилизованные манеры, создавалось впечатление, что мы с шефом движемся сквозь многочисленную волчью стаю.

– Спокойно, кадет, – тихо сказал шеф, идя по коридору ровной походкой. – Они не должны почуять твой страх.

Я сглотнул и постарался расслабиться.

Всё дело в аурах. Излучение от них было куда сильнее, чем от любого человека. И отличалось оно… вибрациями, что ли? Лучше объяснить не могу.

Но когда, проходя мимо, моя аура соприкасалась с аурой вервольфа, у меня на спине поднималась несуществующая шерсть.

Вервольфы не оставались в долгу. Некоторые скалили зубы – с удивительно острыми и большими клыками. Другие издавали горлом тихие густые звуки, похожие на рычание.

У дамочки, которая несла стопку папок, прямо на глазах выросла шерсть на руках, ногти с громкими щелчками отчпокались, и из пальцев показались чёрные крепкие когти.

– Вот чёрт, – ругнулась она шепотом, когда мы прошли мимо. – Опять маникюр делать…

– Что это с ними? – спросил я, когда мы вошли в лифт. Слава богу, пустой. – Они всегда так реагируют на людей?

– Они реагируют на тебя, кадет, – пояснил Алекс, прижимая к панели всё тот же пропуск. – Как ты чуешь в них волков, они чуют в тебе стригоя. Сиречь – нелюдь.

– Но директор так себя не вёл, – мне вдруг сделалось муторно и скучно. – Пантелей Митрофанович никак не показал, что для него я чем-то отличаюсь от вас.

– На то он – и вожак стаи, – пожал плечами шеф. – Он лучше всех может контролировать свою вторую сущность. Может управлять своими эмоциями и не выпускать зверя, когда это неудобно.

– Только поэтому он вожак?

– Не только. Он ещё и умнее всех, и быстрее. И жестче. Думаешь, как он добился своего нынешнего положения?

– Ммм… Вызывал всех самцов стаи на поединок?

Я думал, что это будет шуткой.

– Именно! У вервольфов такая же иерархия, как у обычных волков. Главным становится тот, кто лучше всех охотится, имеет больше всех самок и… побеждает всех конкурентов.

– То-то мне показалось, что директор в недавнем прошлом занимался какой-то силовой борьбой.

– Он жив, пока поддерживает форму, – кивнул Алекс. – Но как только вожак ослабеет…

– Акела промахнётся – и его сместят, – кивнул я.

Двери лифта открылись.

– Я думал, мы едем в вестибюль, – заметил я, выглядывая в пустой коридор.

– Попробуем поговорить с братом, – сказал Алекс, выталкивая меня из лифта. – У директора есть младший брат… – он полистал папку, что-то посмотрел и уверенно пошел по коридору.

Здесь интерьер был совсем другого калибра. Мягкий ворсовый ковёр, в котором ноги утопали по щиколотку – мне сразу сделалось стыдно за изгвазданные в грязи кроссовки и мокрые штанины; стены выкрашены в мягкий яичный цвет, всюду неброские картины, состоящие из цветовых пятен, на вид – жутко дорогие. В высоких вазонах – экзотические орхидеи. Казалось, они провожают нас, высовывая острые хищные язычки…