– О чем плачешь, сестра?

Глядя в светлые, почти прозрачные глаза, я ответила:

– Боюсь сделать ошибку.

Лицо его осталось бесстрастным, но голос прозвучал повелительно:

– Беги от соблазна!

Перекрестил меня и отошел. Несколько минут я смотрела ему вслед, потом побрела к выходу. А дома меня ждало письмо из Китая от моего бывшего студента Люй Миня с приглашением поработать у них в университете. Это был знак судьбы.

Я надеялась окончательно прийти в себя, и, кажется, это мне удалось. Конечно, удалось. Странно, почему-то от этой мысли становилось тоскливо, хотя не к тому ли я стремилась?

… Юлька встретила меня у вагона: милое лицо, мягкие теплые руки – она была прежней. Оказалось, мой квартирант куда-то уехал, мы загрузили сумки в старенький Юлькин автомобиль – верную Карлу – и через полчаса уже пили чай на уютной маленькой Богдановской кухне. Потом они с Майкой, которая из очаровательной девчонки превратилась в длинноногую стильную штучку, выпускницу факультета психологии, рассматривали и примеривали подарки. Мы и не заметили, как пролетело полночи.

Проснулась я чуть свет: привыкла за четыре года – на территории кампуса в семь включали радио, и гром национального гимна мог разбудить даже покойника. Юлька тоже оказалась ранней пташкой и, как только я завозилась на неудобной раскладушке, спросила:

– Что проснулась? Рано еще.

– Отоспалась за дорогу. А ты?

– Да вот все думаю, куда этот субчик, Слесарев, подевался? Как сейчас помню, последний раз я ему звонила первого июня, в международный день защиты детей; он, вроде, никуда не собирался, обо всем договорились. Не понимаю.

– Я же через неделю должна была вернуться.

– В отпуск уехал? Вряд ли, он бы предупредил.

– А может, в командировку?

– Черт его знает. Я ему всю неделю звонила – без толку. Ну ничего, поживешь у меня, а там видно будет. Кофе хочешь?

– Ага, твоего, в Китае ведь в основном растворимый продается.

Юлька, похожая на фрегат в своей необъятной ситцевой рубашке, проплыла на кухню, я покрутилась еще немного – вставать, честно говоря, не хотелось, но ложе было не из царских, и я тоже поднялась. Майка, конечно, еще дрыхла. Вода оказалась тепловатой, поэтому душ не так чтобы очень взбодрил, вся надежда была на кофе – Богдашечка великий мастер его готовить.

– Хорошо тебе, – сказала она жалобно, глядя на мое розовое одеяние, – а я никак не могу себе махровый халат подобрать: все для мелюзги.

– Ты и в этом самая красивая, – я чмокнула ее в щеку, и она растроганно заморгала своими большими кукольными глазами.

После кофе мы закурили, и Юлька глянула на часы:

– Дай-ка еще попробую.

На этот раз телефон отозвался короткими гудками, и она встрепенулась:

– Засекли! Болтает с кем-то. Давай прямо сейчас к нему, а то опять куда-нибудь слиняет.

Через десять минут мы тарахтели на Карле по пустынным еще улицам.

Ехать было всего ничего, двор встретил полной тишиной; в отличие от меня, он совсем не изменился. Лифт почему-то не работал; знакомая лестница, зеленые панели, мой третий этаж – и вдруг вишневая металлическая дверь. Я оцепенела.

– Мама родная, вот так фокус! – ахнула Юлька. – Когда это он успел?

Она принялась нажимать кнопку звонка; не знаю, почему, я поняла, что квартира пуста.

– Черт, куда же он подевался? – Юлька продолжала безуспешно давить на коричневую пуговку. – Ведь точно же был дома.

В этот момент открылась дверь напротив, и на площадке появилась худенькая остроносая бабулька. Бог мой, это была Анна Петровна, моя соседка – что делает с людьми время!

– Инна, ты! – изумленно уставилась она на меня.

– Я, Анна Петровна, здравствуйте. Видите, вот домой попасть не могу.

– Как домой? А говорили, ты квартиру продала.

– Кто говорил?

– Этот самый Геннадий Васильевич. Еще год назад. Я спросила, когда здесь мастера работали, так он и сказал.

– Ерунда какая! Давно вы его видели?

Соседка призадумалась.

– Да уж с месяц, как не больше.

– Ничего не понимаю. Я сдала ее, через бюро.

– Что за игры? – разозлилась Юлька. – Пойдем звонить Галине.

– От меня можете, – засуетилась Анна Петровна, предчувствуя развлечение.

После энного гудка я услышала сонное:

– Слушаю.

– Галя, это я.

Ее голос зазвенел:

– Инка, привет! Ну что, когда ждать?

– Да я уже дома.

Последовало долгое молчание, затем растерянный вопрос:

– Ты звонишь из дома?

– Нет, квартира закрыта, и где этот твой Слесарев – неизвестно.

Юлька потянула у меня трубку и безапелляционным тоном потребовала:

– Приезжай-ка, дорогая, у нас масса вопросов. Или нам подъехать? – вопрос прозвучал ехидно.