— А так? — раздается сзади насмешливое. — Так нормально слышно?

Нехотя оборачиваюсь. Данилевский в своем кресле сидит прямо за беседкой и смотрит на меня как-то не очень ласково.

Очень-очень неласково он смотрит…

— Давид? — округляю глаза, он подъезжает ближе. — Вы же сказали, что до конца недели…

Он не дает договорить, цепко хватает за запястье и буквально вытаскивает меня из беседки. Ни слова не говоря, разворачивает кресло и едет к замку. Мне ничего не остается, как идти за ним.

Идти — это мягко сказано. Данилевский развивает неплохую скорость, и я иду очень быстрым шагом, временами переходя на бег. Персонал, встречающийся по дороге, ошарашенно приветствует своего хозяина, а затем провожает нас понимающими улыбками.

— Куда вы меня тащите? — шиплю я, пытаясь высвободиться. — Что о нас подумают, Давид?

— А что им еще думать? — Данилевский старается быть невозмутимым, но я уже научилась различать, когда он прячет за такой маской свою злость. И сейчас именно этот случай. — Я возвращаюсь домой на вторые сутки, бросив все дела. Естественно, потому что соскучился по молодой жене. Так что все выглядит логично и связно в их восприятии мира.

Он заталкивает меня в лифт и, наконец, отпускает. Потираю горящие запястья.

— Чуть руки не оторвали, — говорю ворчливо. — Обязательно было так тянуть?

— Я бы с удовольствием потянул тебя за язык, но вряд ли это оценил бы мой персонал.

— Что вы такой злой? — осуждающе склоняю голову набок, всматриваясь в его лицо. Мне дико нравится, когда он вот такой заведенный…

— А ты догадайся! Ты в курсе, о чем говорит мировая статистика?

— Нн-нет. И о чем?

— Она говорит, что женатые мужчины имеют более устойчивую психику.

Молча храню горделивое достоинство. Но муж не сильно нуждается в моих ответах.

— А в нашем случае как раз ровно наоборот. Неделя брака, и у меня в геометрической прогрессии развивается биполярное расстройство.

— Да ладно! — смотрю недоверчиво. — Это как?

— Это когда я одновременно и рад видеть свою жену, и мечтаю ее придушить.

Давид выталкивает меня из лифта, и мы оказываемся у массивной двери. Рядом с дверным проемом — встроенная в стену панель.

— Помнишь, ты недавно интересовалась, не проще ли спросить? Так вот теперь я тебя спрашиваю, не проще ли спросить, Марта? Конечно, я догадался, в чем дело, но для этого мне пришлось просматривать записи всех камер и убить на это чертову кучу времени.

Молчу, глядя на дверь. Даже я понимаю, что она тяжеленная и толстенная. Зачем Данилевскому такая дверь? С терминалом управления доступом в помещения с распознаванием лиц и отпечатков пальцев.

— Это делается очень легко, — продолжает он, — ртом. У тебя чудесный красивый ротик, которым ты так фантастически…

— Говорю всякий бред, — виновато вздыхаю.

Давид захлебывается и замолкает. Подъезжает к двери, подносит руку к панели, и дверь открывается.

Я уже поняла, куда он меня привел. Не понимаю только, зачем? Хочет меня тут закрыть и уморить?

Муж пропускает меня вперед, и я с любопытством рассматриваю стеклянные витрины. Под стеклом лежат книги, шкатулки, похожи на сундучки, отдельные мелко исписанные пожелтевшие листы.

— Это хранилище? — поворачиваюсь к Давиду. — Здесь вы держите свою коллекцию?

— Да, — кивает он, заметно успокаиваясь, — только здесь далеко не все рукописи. Большая часть, самые ценные экземпляры, хранятся в Европе в специальных хранилищах. Здесь в основном те, с которыми я работаю или планирую продать.

Данилевский внимательно наблюдает за мной, а мне в самом деле интересно. Расспрашиваю его, показывая то на одну витрину, то на другую, и он останавливает меня, беря за руку.

— Марта, я тебя не для этого сюда привел. Потом, если тебе будет интересно, я покажу каждый экземпляр.

— А для чего? Хотите меня запереть в наказание, что я не отвечала на звонки?

Черные глаза темнеют еще больше.

— Хорошая мысль. Но нет, не для этого, — он увлекает меня дальше, и мы оказываемся в небольшой комнате, где стоит стол с монитором, компьютером и целым набором техники.

— Сканер! — восклицаю я. — У вас есть сканер! А я мучаюсь с тем, что на телефоне!

— Потому что надо пользоваться ртом, Марта, — тянет меня вниз Давид и говорит хрипло, приблизив лицо почти вплотную, — хотя я бы сейчас тоже воспользовался…

Его дыхание обжигает губы, а мозг обжигает догадка.

— Давид, — облизываю нижнюю губу, — это тоже ваш кабинет?

— Да, — продолжает он говорить с головокружительной хрипотцой, — я в последнее время работаю исключительно здесь. Особенно, когда у меня в доме появилась одна невозможная девчонка, за которой наблюдать одно удовольствие…