Валентин Павлович произнес это уютным и добрым голосом. Голосом орвандского учителя. Я дома. У меня получилось. Знал бы историк, сколько смысла в его просьбе вернуться!..

– Хорошо, Валентин Павлович. Извините.

Угадаете с трех раз, кто это сказал? Правильно: я. Настоящий я. Не раскосый болван с яблоком, не смурфик. Впервые в жизни я осознал, что Димы Каноничкина могло не быть. Но я есть. И это удивительно.

Окно слева от нас было приоткрыто. Я вдохнул свежий орвандский воздух, произведенный на майской фабрике. Роскошное блюдо от шеф-повара по сравнению с тем пыльным газом, которым я надышался “там”.

– Чего задумался? – спросил Рома шепотом. – Тебе плохо?

– Все нормально, – ответил я, блуждая взглядом по пейзажу за окном: по Башне печали, по трем дубам, по скамейкам, по каким-то прохожим с колясками.

Мой мозг воспринимал разговор с Маэстро альтернатив как сон. Однако что-то внутри меня сопротивлялось и твердило, что миссия спасения на моих плечах все-таки лежит. Жаль, тут нет Фрейда, чтоб нормально растолковал.

Кстати.

– Рома, я тут один? Со мной никого нет… Да?

– Разве что бактерии и возможно вирус. А так ты один.

– Хорошо.

– Каноничкин и Федоткин! Хватит шептаться! Валентин Павлович негодует. Сейчас влепит “неуд” – и ухом не поведет.

– Извините…

– Мне надо в туалет, – шепнул Рома. – Пойду выйду.

– Передавай привет Стэну.

– Кому?

– Корфу. Твоему спасителю.

– А. Ага. А почему Стэн?

Я пожал плечами, Рома тоже пожал плечами и удалился из класса.

– …Кроме строений, – рассказывал Валентин Павлович, – от орвандцев нам досталось кое-что важное, благодаря чему мы можем судить о темных пятнах истории. Кто подскажет, о чем я говорю?

– Деньги, – сказал Крупный.

– Одежда? – спросила Алиса. – Платья?

– Систематические письменные свидетельства… – начал Угрюмов, но я его прервал.

– Фольклор, – сказал я. И нет, это не было магическое озарение, просто я действительно понял, к чему клонит Валентин Павлович и удивился, что тот же Угрюмов не ответил раньше меня. – Устное народное творчество. И мифы.

– А о чем повествуют мифы в первую очередь?

– О происхождении мира.

– Верно! Очень верно. О мире, о человеке и о богах. Орвандцы верили, что божества покровительствуют эмоциям. Скажем, бог страха Сиамон в представлении древних нисходит в Амелиен [20] , когда человек испытывает ужас, встречая, например, волка. А кто подскажет Валентину Павловичу, какие боги были (или есть) у других цивилизаций?

– Марс – бог войны у римлян, – ответил Угрюмов. – Мне пятерка?

– Нет. Но ответ правильный. И в этом – грандиозная разница между нашими народами. Если греки объясняли гром и молнию гневом Зевса, то орвандцы объясняли не само это явление, а свои ощущения от него. Так вот. Одна из легенд гласит, что Бьенфордский Шар – и есть обиталище богов.

– Он раньше всегда светился? – спросил я.

– Так гласят легенды. Боги жили – он горел. А потом они перестали жить. И Шар перестал гореть. Почему он загорелся снова? Уж не вернулись ли к нам древние боги Орвандии?

Позвонил Рома. Я нагнулся под парту:

– Ты че? – прошептал я. – Урок же.

– Канон, я в туалете, ты должен это увидеть!

– Уверен, что мне это надо? – осторожно спросил я.

– Иди сюда скорее!

К парте подошел Валентин Павлович.

– Дима, у тебя все в порядке? Ты там чего ищешь, знаний?

– Нет, Валентин Павлович, – я вылез из-под парты. – Мне срочно надо выйти.

– Подожди, когда твой друг вернется.

Но я встал.

– Нет… Извините, мне правда нужно.

Я выбежал из класса и спустился на первый этаж. Толкнул дверь в туалет. Рома как загипнотизированный смотрел на корфа и дрожал.

– Охренеть, – вырвалось у меня, – это как так?

– Вот так, – монотонно ответил Рома.

Корфа дорисовали. Виртуозно. Детализировали фигуру, добавили такие натуральные цвета, что корф, казалось, вот-вот сойдет со стены. Ярко-красные глаза выглядели точь-в-точь как на стоп-кадре видео вчера вечером.

– Страшный, – бормотал Рома.

– И тень реалистичная.

– Клыки такие острые…

– А пальцы здорово нарисованы.

Рядом с корфом на стене было что-то написано.

Я подошел ближе.

Почерк – как на страницах в Тетради. Поймать логическую связь пока было трудно, но очевидно, автор этого рисунка – и есть ее первый владелец.

– Что это значит?.. – спросил Рома.

– Могу сказать только одно: нарисовано лучше, чем было.

– Это не имеет значения. Скажи мне: что значит “оживят”?