Впервые за время беседы в голосе Григория Васильевича прозвучали нотки озадаченности – или Максиму только показалось? Во всяком случае, с ответом офицер разведуправления медлить не стал:

– Сделаем все, что возможно, сами, при необходимости привлечем и белорусских коллег. У нас существуют определенные взаимные обязательства.

Максим почувствовал облегчение: и потому, что трудная беседа подходила к концу, и потому, что забрезжила хоть какая-то ясность, – тут снова дала о себе знать спасительная интуиция. Потому он ответил уверенно и спокойно:

– Тогда считайте, что мы договорились.

Много людей проходит через нашу жизнь. Одни оставляют след в сердце,

другие – на лице. Но больше всего следов остается в печени. Такие мысли пришли в голову к Максиму после того, как в салоне военно-транспортного Ан-26, приземлившегося глубокой ночью на аэродроме в Мачулищах под Минском и через час, уже под утро, с пассажирами на борту взмывшего в воздух в направлении подмосковной Кубинки, они вчетвером распивали бутылку коньяку, предусмотрительно прихваченную Сергунчиком из ресторана. То ли спиртное развязало язык, а может, просто сказался трудный для всех четверых день, но со стороны казалось, что вокруг импровизированного стола – накрытого газетой «Спортивная панорама» ящика от ЗИПа – расселись закадычные друзья. Чинность необычного полетного застолья прервал неугомонный Козалёв.

– Слушай, Юля, если бы я от вас с Григорием Васильевичем в Минске дал деру, неужели ты в меня бы стреляла? – принялся требовать ответа у молодой женщины на давно мучавший его вопрос Сергунчик.

Григорий Васильевич на такую наивность громко, нарочито подражая легендарной лошади Пржевальского, заржал, а Юля слегка улыбнулась и деликатно промолчала. Но почему-то сразу стало ясно, что за ними дело не станет. Каждый из этой странной пары, несмотря на задушевность и компанейскость, вовсе не страдает комплексом чрезмерного человеколюбия и любой приказ выполнит без лишних колебаний. Максим это понял сразу, а вот подвыпивший Сергунчик никак не унимался.

– Ну, скажи, неужели бы ты пошла на страшный грех и замочила такого замечательного и холостого мужика, как я? – продолжал шутливо канючить Козалёв.

– Вот что, ребятки, давайте сразу договоримся, – вдруг совершенно трезвым и спокойным голосом прервал козалёвские причитания Григорий Васильевич. – Вы должны сами понимать, что нам было приказано Максима доставить к адмиралу. Насколько я владею информацией, это очень важно. На всякий случай и Сергея с собой прихватили. Всякое могло случиться. Как говорится, Москва слезам не верит. Конечно, никакой стрельбы мы бы понапрасну не открывали. Но за Максимом кто-то следил, и эти люди могли нам помешать. Вот тогда бы мы с Юлей вмешались, да и Максиму бы подсобили, – и, пристально взглянув на кайфующего Сергунчика, серьезным голосом добавил: – Что же касается Сергея, то тут все просто: при проведении любой операции возможны потери, именуемые боевыми…

Услышав про «боевые потери», Сергунчик от неожиданности поперхнулся коньяком, который до этого интеллигентно цедил маленькими глотками, и громко закашлялся. Пряча улыбки, Максим и Юля дружно застучали по его спине, отчего ситуация и вовсе стала комичной. Отдышавшись и придя в себя, Козалёв на всякий случай проинформировал:

– Никаких «боевых потерь»! Лично я предпочитаю ни во что не вмешиваться и во всем действовать по принципу яиц! – От души насладившись недоумением аудитории, Сергунчик ехидно разъяснил свою позицию: – Когда актрисе Фаине Раневской предложили вступить в КПСС, она очень вежливо отшила агитаторов, мол, она всегда придерживается принципа яиц: участвовать, но не входить…

– Каких еще яиц?.. – попалась на удочку Юля, но затем, вникнув в суть цитаты легендарной и язвительной Фаины Георгиевны, вдруг зарделась и под торжествующие ухмылки троих мужчин только и пролепетала: – Фу, пошляки какие…

Перед самой посадкой «двадцать шестого» Григорий Васильевич с кем-то переговаривался по телефону из кабины пилота. Когда он снова вышел к попутчикам, все обратили внимание на его сосредоточенное лицо. Не вдаваясь в подробности, коротко пояснил: «Нас уже ждут!» и все остальное время молчал, что-то обдумывая.

Прямо с аэродрома в Кубинке на служебном микроавтобусе четверых пассажиров доставили в гостиницу «Космос». Сергунчик пытался «включить дурака», мол, его миссия с успехом выполнена, но он не требует поощрения, а скромно желает получить «добро» отбыть восвояси. Но после резкого и пронзительного Юлиного взгляда осекся и послушно примкнул к остальным. Из-за московских пробок, до места они добрались лишь к одиннадцати дня.

В фойе отеля Максиму и Сергунчику передали ключ от номера на седьмом этаже. Григорий Васильевич пояснил, что им на все про все – один час, дабы привести себя в надлежащий вид и быть готовым к встрече с адмиралом.

В весьма комфортном и уютном полулюксе, помимо двух широченных кроватей, обнаружился холодильник с баром, телевизор и неожиданно вместительный шкаф. На столике в ванной комнате радовали мужской глаз два комплекта бритвенных принадлежностей. Максим привел себя в порядок быстро, а Козалёв долго пыхтел, сопел и даже умудрился порезаться новым безопасным лезвием. Вытирая струйку крови с подбородка, он еще долго сокрушался, что, по всем признакам, в его жизни, словно в тельняшке, обозначилась темная полоса.