Шрифт:
То ли у Белозерского слух как у летучей мыши — ловит звуки, отражающиеся от стен, то ли мой друг шепчет недостаточно тихо, но босс, стоя чуть вдалеке, комментирует:
— Она систематически, без уважительных на то причин нарушала возложенные на неё трудовым договором и правилами внутреннего трудового распорядка обязанности. Ранее к ней применялись меры дисциплинарного взыскания, но Скворцова зачастую просто не приходила на работу.
— Это он принёс розы? — шипит Федор, приближаясь ко мне вплотную.
Не знаю, что сказать. Оборачиваюсь к тритону. Тот, запихнув сильные жилистые руки в карманы брюк, закатывает глаза.
— Просто босс ценит меня, как работника, и, когда я заболела, он тут же почувствовал нехватку, вот и решил меня порадовать.
Фёдор шепчет ещё активнее. Прям лезет ко мне со своими подозрениями, он хороший парень, добрый, умный, интересный, но сейчас откровенно бесит своей навязчивостью.
— Не удивлюсь, если розы чем-то обрызганы. Каким-нибудь средством, от которого ты станешь либо безотказной, либо вообще умрёшь.
Босс начинает ржать. А Фёдор на него косится. Он сегодня прям бесстрашный и темпераментный.
— Он спас меня, Федя, зачем ему теперь меня травить?
— Откуда мне знать? У богатых есть целые острова с рабами. Я смотрел передачу, там девушкам подсыпали всякие препараты, а потом сажали в клетку. И делали их развлечением для семидесятилетних высокопоставленных пенсионеров. Знаешь, какие у него друзья-финансисты? Вот таких и будешь веселить своими выпуклостями и впуклостями.
— Федя, заканчивай, — поджимаю губы.
— Ты красивая, умная. Ты высокая, у тебя отличные ноги. На такое всегда найдутся охотники. Если тебя одеть в корсет…
— Федя!
Но Федя не хочет слушать. Его аж трясет от переживаний.
— Наш босс что-то задумал. Он давно тебя окучивает. Я наблюдал за ним всё это время. А сейчас ему представился шанс, он потом на тебе знаешь сколько денег заработает? Даже если он не побрызгал ничем розы, он подтравит тебя иначе, нам потом сообщит о твоей прискорбной кончине, а тебя саму увезёт на остров.
Не прекращая ржать, Тритон приближается.
— Всё, он мне надоел. Пойдём, Фёдор, — указывает рукой на коридор, — будем писать по собственному желанию.
— Нет. Герман, стой! — спасаю товарища, мы же с Федей на байдарках плавали.
— Почему ты называешь его Германом? — охает Фёдор, отбросив от лица тёмные кудри и насупившись.
Ну какой же он дуб, в самом деле. Закрыв глаза, жмурюсь. Вдыхаю, потом выдыхаю. Я же за его работу переживаю, спасаю его карьеру, а он опять нарывается.
— Федя, ты можешь просто пойти домой? Мы обязательно поговорим на работе. Хорошо? Со мной всё нормально, мне не нужно моргать. Я в полном порядке.
— Нет, я не пойду домой, я пойду в полицию. Как говорится, лучше вовремя побеспокоиться, чем жалеть потом всю жизнь, что не просигналил о случившемся.
— Аня, я не бросаю слов на ветер. Он ослушался моего приказа, и я его уволю.
— Нет! — Загораживаю Федю телом.
Тритон усмехается и, сложив руки на груди, смотрит на носки своих туфель, качает головой, играет бровями.
— Ладно. — Отхожу в сторону.
Смотрю на Германа. Не пойму, отчего этой ящерице так весело?
— Фёдор, послушай, никуда не надо идти. Герман Игоревич не сделает ничего плохого, — произнося это, я поглядываю на Белозерского, который не прекращая ухмыляется. — Потому что мы с ним помолвлены и планируем вступить в брак. Мы пара, понимаешь? Но это секрет, и мы скрываем.
Герман по-прежнему трясёт плечами, посмеиваясь.
— Аня, — в ужасе открыв рот, — он уже что-то тебе подсыпал! Жертвы часто защищают своих маньяков. Это стокгольмский синдром называется. Я об этом читал в интернете.
— Как ты с ним дружишь? Он же неадекватный, — ёрничает босс.
— Он просто заботливый, Герман Игоревич, вам не понять.
Тритон подходит ко мне и прижимает к своему боку, положив руку на плечо:
— Мы с Аней в отношениях, мы планируем п о ж е н и т ь с я, — специально разделяет по буквам, как для дебила. — У нас любовь! — а это говорит громко, будто Фёдор глухой.
Мой друг хлопает глазами.
— Федя, к сожалению, это правда. Мы с ним пара, и он мой жених. К несчастью. Поэтому он спас меня и принёс цветы. Потому что, — вздыхаю, тритон жмёт моё плечо, — мужчины такое делают для своих женщин.