А прямо рядом с бертуари стоял невысокий, очень стройный мужчина в зеленом фраке, не иначе как «фей». Он разговаривал, и с кем бы вы думали?

Конечно, с Великим и Ужасным. В лунном свете черные волосы Гарона красиво блестели. Профиль казался особенно мужественным, словно выточенным из камня.

Я залюбовалась на несколько секунд. Потом… вспомнила, что он теперь в моей жизни фигура неоднозначная. Гарвер прав — совершенно непонятно, что ему нужно на самом деле. Пусть теперь старается доказать мне, что он белый и пушистый. И что выбрать я должна именно его. А я буду думать.

Буду принцессой!

Хотела незаметно проскользнуть по краешку площади, чтобы не мешать Гарону решать деловые вопросы с феем, который повезет Милессу, а Гаю с Милессой — провести последние минуты в объятиях друг друга.

Но, видимо, слух у всех этих рас куда лучше человеческого. А может, я при всей своей компактности топаю, как слон. Меня заметили.

Сперва Милесса подняла голову с живота Гая. Потом — Гарон обернулся и вполне так доброжелательно кивнул. Словно ожидал меня тут увидеть.

— Маша! — звонко крикнула Милесса, и они с Гаем, взявшись за руки, подбежали ко мне.

Крошечная фея от души обняла меня, намочив слезами мою шею.

— Маша! Я вернусь! И я… всегда буду тебя благодарна! Ведь если бы не ты, если бы ты не пришла в наш мир, если бы не стала участвовать в Эксперименте, то Гай никогда бы не решился искупаться в пыльце! И мы с ним не нашли бы друг друга! — горячо прошептала она мне.

— Ну-ну… — я инстинктивно погладила малолетнюю фею по голове. — Ты, главное, возвращайся через неделю! А то он с ума сойдет!

— Конечно! Я никогда его не забуду! Я вернусь — и мы будем вместе! — пообещала фея.

Лишь бы тут не вышло, как бывает с легкими увлечениями «в отпуске». Фея вернется домой, окажется в привычном кругу, среди своих. Займется чем-то отличным от дел Академии. И постепенно Гай просто выпадет у нее из головы.

Но я ей верила. Если они настоящая пара — то не забудет. Или хотя бы не забудет всего лишь за неделю…

Гай тоже верил, хоть в глазах его стояло отчаянье. Не потому что боялся, что она его забудет. А просто оттого, что его феечку у него отнимали.

— Пора! — неожиданно строго окрикнул Милессу фей-водитель (или кто он там есть).

Милесса хлюпнула изящным носиком, отпустила меня, горячо прижалась к Гаю.

Потом она уныло побрела к бертуари, а Гай так и держал ее за руку. Держал до тех пор, пока малюсенькая ладонь просто не скрылась в машине.

Еще спустя мгновение бертуари тронулся и уехал. Ворота закрылись, и мы остались на площади втроем.

Гарон, Гай и я.

— Адепт Гай, отставить горевать! Через неделю она вернется. Обещаю. Это испытание — просто формальность. Авторы Эксперимента всего лишь хотят очистить совесть. Доказать себе и всем, что преждевременное созревание Милессы необратимо. А значит, с этим ничего нельзя поделать и следует разрешить вам быть вместе.

— Это легко сказать — перестать горевать, магистр декан! — чуть не хлюпая носом, ответил Гай.

— Хм… — Гарон оценивающе поглядел на него. — Чтобы лишние мысли в голову не лезли, пойди-ка ты, адепт Гай, подежурь ночью возле северных ворот. А то дошли тут слухи, что группа оборотней собирается в лес купаться… Я бы, конечно, попросил тебя проводить адептку Марию до ее корпуса — тоже дело. Но это дело оставлю себе. Это, знаешь ли, в моих интересах. Пойдем, адептка Мария, — и совершенно неожиданно отставил локоть, как бы предлагая мне взять его под руку.

Первой мыслью было гордо отказаться. Уж больно неоднозначно я сейчас относилась к Гарону. Несмотря на то, что влюбленная и возвышенная часть меня просто воспарила до небес. Золотистое сияния залило сердце и где-то в области живота. Захотелось петь.

Ладно… Пойдем на компромисс.

Не сдадимся никаким своим чувствам! Ни глупой влюбленности, ни чрезмерной подозрительности.

Я улыбнулась, подошла к Гаю, встала на цыпочки и на глазах у Великого и Ужасного поцеловала куратора в щеку. Интересно, как он отреагирует (Гарон, в смысле!)?

— Не вешай нос. Она обязательно вернется! — шепнула я Гаю.

Гарон все это время стоял с оттопыренным локтем и с ничего не выражающим лицом ждал, соизволю ли я принять его предложение. Не знаю, что он подумал о поцелуе, доставшемся Гаю.

С видом королевы в изгнании (почему в изгнании — не знаю!) я прошествовала к нему и положила ладонь на сгиб его локтя. Ох! Проклятье! Как же это было приятно… Какая твердая, горячая у него рука! Промелькнул образ, как мы вот так, рука об руку, идем по жизни.