Факт отбывания наказания в Сибири, несомненно, повлиял на содержание сообщений, которые русские ссыльные оставили о польских ссыльных. Русские ссыльные считали поляков революционерами и своими союзниками в борьбе с общим врагом, а польских ссыльных – товарищами по несчастью. Они относились к ним если не с симпатией, то, по крайней мере, с сочувствием. В силу этого, сложно на основании их повествований и впечатлений делать далеко идущие выводы об отношениях к ссыльным полякам других жителей Сибири. Тем не менее, эти сообщения являются столь важными, что их нельзя не упомянуть.

Абсолютным исключением в данном отношении является работа Сергея Анисимова, сосланного в Сибирь уже в 1906 г., посвятившего польским ссыльным практически все свое произведение. Важным является то, что опирался он не только на сведения из вторых рук, но также и на личное общение с последними из ссыльных, живших в городе Ялуторовске. Наверное, никто столь точно и интересно не описал судьбы этих старичков, часто сгорбленных и беззубых, которые продолжали жить повстанческим прошлым, продолжали тосковать по родине, идеализировали ее в своих представлениях, временами грубо развенчиваемых польской действительностью. Все это привело нас к решению опубликовать это сочинение целиком.

Чрезвычайно интересными были бы, без сомнения, воспоминания о польских ссыльных, написанные сибирскими чиновниками, которым приходилось сталкиваться с поляками в шестидесятых – восьмидесятых годах XIX в. К сожалению, единственным источником подобного рода, в котором нам удалось обнаружить краткое упоминание о ссыльных, была автобиография генерал-губернатора Западной Сибири Александра Дюгамеля [19] . Среди историков бытует мнение, что после себя оставил мемуары также тобольский губернатор Александр Деспот-Зенович, однако никто не может их найти [20] . Отдельные фрагменты, посвященные полякам, можно обнаружить в воспоминаниях Евгения Корша [21] и Василия Мерцалова [22] , описывающих события уже рубежа семидесятых и восьмидесятых годов XIX в. Однако это лишь скупые, не превышающие по объему несколько предложений замечания о наличии в рядах сибирской администрации бывших ссыльных.

Лишь одно из публикуемых нами сообщений принадлежит к эпистолярному жанру – это фрагменты писем Антона Павловича Чехова, написанных во время путешествия по Сибири. Других значимых для нашей темы подобных материалов нам обнаружить не удалось. Исключением здесь будут являться письма-доносы как на самих ссыльных, так и на якобы покровительствующих им чиновников, которые мы поместили в первой части сборника.

Только один из издаваемых документов был создан обычным, если можно так выразиться, жителем Сибири, то есть человеком, не бывшим ни ссыльным, ни путешественником, ни чиновником. Таковым текстом является фрагмент исследования Николая Васильевича Латкина о Енисейской губернии. Мы не поместили отрывок, касающийся польских ссыльных, в третьей главе сборника, поскольку он был написан на основании не архивной работы, а личных наблюдениях автора.

В отличие от Н. В. Паткина, сложно рассматривать в качестве обычного жителя Сибири Василия Васильевича Верещагина, великого русского художника, небольшие фрагменты повествования которого мы публикуем в этом издании. В азиатской части России Верещагин жил относительно недолго, причем не в Сибири, а в Туркестане. В Сибири же он был только проездом. В силу этого его, как и А. П. Чехова, можно причислить к группе, обозначенной нами как «путешественники».

В первой главе мы, как уже упоминалось, публикуем шестнадцать текстов: пятнадцать фрагментов и одно произведение полностью. Фрагменты отличаются друг от друга объемом. Более половины главы занимают пространные отрывки из первого тома воспоминаний Сергея Стахевича. Столь значительную часть этого произведения мы решили издать по двум причинам. Во-первых, наиболее важные для нашей темы части этого сочинения никогда ранее не публиковались, во-вторых, ни в одних других русских воспоминаниях столь большого внимания полякам уделено не было. В силу этого нами также было принято решение издать как первую главу сочинения Стахевича, в котором он описал обстоятельства, сопутствующие его прибытию в Сибирь, так и главы, посвященные истории его пребывания на территории Восточной Сибири.

Остальные фрагменты насчитывают по объему не более десяти, реже не более двадцати страниц. Некоторые из них совсем короткие, однако, как нам кажется, интересные и достойные публикации. Примером может служить отрывок из повествования Николая Вишневецкого, касающийся союзов ссыльных с сибирячками [23] . Нами были отобраны фрагменты, являющиеся, с нашей точки зрения, наиболее интересными. Не вошедшие в данное издание упоминания о поляках либо дублируют информацию, содержащуюся в текстах, нами публикуемых, либо являются совершенно отрывочными и вдобавок рассеянными в объемных массивах текстов, посвященных совершенно иным проблемам.

Во второй главе мы поместили небольшую подборку фрагментов воспоминаний поляков, в первую очередь ссыльных, в которых они описывают свои отношения с администрацией и местными жителями по дороге в ссылку и во время пребывания в Сибири. Подобных отрывков в мемуарах польских ссыльных, конечно же, гораздо больше. Мы выбрали те, которые, по нашему мнению, лучше всего характеризуют данный вопрос, и публикуем их для того, чтобы сопоставить взгляды польских ссыльных и русских на одни и те же проблемы.

Воспоминания ссыльных, как емко определил Францишек Новиньский, служат для воссоздания широко понимаемой сибирской ссыльной эпопеи, но их содержание настолько богато, что они позволяют создать определенный набросок образа сибирского общества шестидесятых – семидесятых годов XIX в. [24] Подобным образом мемуары использовали ранее и иные исследователи, например, Михал Яник, Виктория Сливовская и Эльжбета Качиньская [25] .

Несмотря на то, что к настоящему моменту воспоминания уже многократно использовались для изучения взаимоотношений ссыльных и жителей Сибири, неразрешенным останется вопрос, насколько мы можем доверять описаниям, свидетельствующим о позитивном или негативном расположении российской администрации и местного населения к польским ссыльным. Необходимо помнить, что авторы некоторых мемуаров не усматривали ни одного положительного момента, поскольку сами они столько вынесли во время восстания и, позднее, этапирования в Сибирь, что им сложно было освободиться от различного рода предубеждений. Были и такие, кто, как, например, Владислав Чаплицкий, по своей сути видели в России только плохое. В. Чаплицкий был сторонником теории Францишека Духинского о туранском происхождении «москалей» [26] и по этой причине имел изначально антироссийские взгляды [27] . Такие случаи, однако, можно достаточно быстро исключить и не принимать их во внимание.