Замечания и авторские примечания, присутствующие в тексте источника, воспроизводятся в конце страницы с обозначением «*».

В тексте документа пропуск обозначается отточием в квадратных скобках. Все даты, встречающиеся в российских документах, даны по юлианскому календарю, т. е. по, так называемому, «старому стилю».

При работе с издаваемыми текстами был использован целый ряд материалов: архивные материалы, опубликованные источники, исследования, интернет-ресурсы. К сожалению, в значительном числе случаев наши поиски не дали удовлетворительных результатов. Это касается, в первую очередь, упомянутых в текстах лиц. Часто авторы указывали только фамилию, без каких бы то ни было других данных, которые позволили бы сузить круг поисков. Кроме того, фамилии польских ссыльных, главным образом, те, которые содержали звуки, отсутствующие в русском языке, часто оказывались исковерканными. В силу этого, в ряде случаев нам пришлось ограничиться предположениями, а порой отсутствие информации не позволяло сделать и их.

Передавая в руки читателей не только это собрание источников, но обе части нашего издания, мы надеемся, что оно не только будет полезным для людей, уже занимающихся изучением судеб польских ссыльных в Сибири, но и вдохновит новых историков, как польских, так и российских на исследование данной тематики. Само прочтение документов продемонстрирует, как много еще осталось в этой области проблем и вопросов, требующих своего разрешения.

Стоит упомянуть, что знакомство с публикуемыми документами показывает, сколь разнородную группу представляли собой ссыльные. Авторы повествований отмечали, порой с удивлением, что среди «ссыльных поляков» было много представителей других народов. Василий Берви-Флеровский, например, видел целые группы белорусских крестьян, православного вероисповедания, высланных в административном порядке Муравьевым. С его точки зрения, именно их участь была наиболее тяжелой, поскольку никто ими не интересовался, никто не старался им помочь, и они погибали в Сибири полностью забытые и не понимающие того, с чем столкнулись [42] . Сергей Стахевич вспоминал о группах «жмуди», то есть литовских крестьян, с которыми поляки говорили на разных языках [43] . Михаил Овчинников в свою очередь подмечал, что в числе польских ссыльных было немало белорусов православного вероисповедания (в том числе бывший священник), а также «малорусов», практически не говорящих по-польски. Однако для властей все они были «польскими бунтовщиками» [44] . В повествованиях среди «польских ссыльных» появляются также итальянцы, французы и немцы.

Мы прекрасно знаем, что в числе ссыльных были люди, происходящие из разных польских земель, представляющие, в принципе, все общественные классы, от аристократов до простых крестьян. Но только чтение русских повествований дает нам возможность понять, как отдельные группы справлялись в сибирских реалиях, как ссылка влияла на их принципы и политические взгляды.

Благодаря тому, что мы имеем свидетельства, охватывающие несколько десятилетий второй половины XIX и начала XX в., мы можем уяснить, как менялись сами ссыльные и как менялось отношение к ним со стороны русских. Русские ссыльные шестидесятых годов XIX в. считали поляков союзниками в борьбе с общим врагом, а ссыльных – товарищами по несчастью. Русские народники, попавшие в Сибирь в начале восьмидесятых годов XIX в., являвшиеся в большинстве своем людьми молодыми, с удивлением обнаруживали, что поляки, все еще остававшиеся в Сибири, мало похожи на революционеров, которых в них привыкли видеть. Часто бывшие ссыльные заботились уже лишь о материальном обеспечении себя и своих родных, а те, которые добились в Сибири успеха, более всего любили посидеть за столом или поиграть в карты в приятной компании, разговаривая на темы, далекие от политики [45] . Кроме того, молодые русские социалисты считали поляков горячими, безнадежными патриотами, что в устах социалистов являлось обвинением. Вместо того чтобы объединиться с русскими революционерами в борьбе с царизмом, поляки мечтали о возрождении Польши «от моря до моря». Эти чаяния озвучивались только во время вечерних встреч и застолий и не выливались ни в какие реальные действия [46] . Воспоминания Сергея Анисимова явствуют, что и спустя двадцать лет ситуация не изменилась.

Некоторые из авторов мемуаров подчеркивали, что в среде польских ссыльных ненависть к России, как к государству, не переходила в ненависть к русским [47] . Со временем и местное население также стало отвечать им симпатией. Жители Сибири в целом сохранили добрую память о ссыльных предшествующих десятилетий, в первую очередь, об участниках Ноябрьского восстания 1830 г., в силу чего без предубеждений встретили следующую волну польских ссыльных [48] . Это, конечно, не означает, что антипольская пропаганда, проводимая администрацией и частью прессы, была безрезультатна. Чтение как польских, так и русских воспоминаний убеждает в том, что часть местного населения вначале действительно видела в ссыльных поджигателей, бунтовщиков и убийц.

Отдельным вопросом остается оценка вклада ссыльных в цивилизационное развитие Сибири. Во многих повествованиях мы можем найти фрагменты, демонстрирующие, что они сыграли значительную роль в развитии новых ремесел и услуг, содействовали просвещению, а позднее, уже в качестве предпринимателей и купцов ввели на сибирский рынок новые товары.

Следующей заслуживающей отдельного исследования проблемой являются неузаконенные связи ссыльных с сибирячками. Подобные сюжеты появляются на страницах многих повествований. Почему жительницы Сибири соглашались на подобные союзы, а местное общество их не осуждало? Представленные в нашем издании тексты позволяют по-новому пролить свет на данный вопрос, хотя он, равно как и предыдущий, требует еще детального изучения. В силу этого мы хотели бы ещё раз выразить надежду на то, что данное издание будет не только помощью в проведении исследований, но и источником вдохновения.

Перевод на русский язык Натальи Пуминовой-Амброзяк (Российский государственный гуманитарный университет)

О детстве и молодых годах Сергея Стахевича мы знаем немного более того, чем он сам написал в своих воспоминаниях. По чаще всего встречаемым сведениям, он родился в 1843 году в Путивле Курской губернии. Между тем, на одном из российских генеалогических форумов человек, выдающий себя за правнука Сергея Стахевича, написал, что он родился годом раньше и не в Путивле, а в местечке Лугань Севского уезда Орловской губернии. По семейному преданию, его дед был поляком – участником восстания Т. Костюшко, сосланным в Орловскую губернию [49] .

Сергей Стахевич происходил из дворянской семьи, его отец был чиновником. Окончил гимназию в Орле, а затем поступил в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию. 4 марта 1863 года был арестован за распространение прокламации организации «Земля и Воля» под названием «Льется польская кровь» и 12 марта заключен в Петропавловскую крепость. Суд Сената приговорил его к лишению всех прав и шести годам каторги с последующим пожизненным заключением в Сибири. Приговор был утвержден 30 декабря 1863 года.