Подруги дошли до белого Дворца кинофестивалей, фасад которого был завешан зеленой строительной сеткой, а территория обнесена лентой: шла реконструкция. Девушки разочарованно переглянулись: оказывается, «Венецианских львов» раздавали в обычном здании, похожем на трехзвездочный отель. Частокол пустых флагштоков вхолостую колол небо, не доставая до сахарной ваты облаков. Они обошли здание вокруг и увидели видовую площадку: перед ними плескалось море, разлинованное тонкими прутиками забора. По линии горизонта скользил лайнер внушительных размеров. Рыжую мелкую плитку, состоящую из сколотых квадратиков, тоже следовало подновить.

Они прямо здесь допили вино, чокаясь пластиковыми бокалами, как обиженные фанаты кино, которых не пустили в зал. Тут на Свету что-то нашло. Кривляющейся походкой, виляя бедрами, она стала ходить по площадке, изображая кинозвезд. Ната, сначала беззвучно смеявшаяся, расхохоталась в голос, когда Света повязала на голову шарф чалмой и, уморительно вскидывая руками, стала бросать на ходу реплики капризным, изломанным голосом. Ната стала изображать фотографа-папарацци, щелкая ее выходы. Подруги совсем разошлись и какое-то время от души дурачились и потешались.

Мимо проехал рейсовый автобус, они перебежали улицу и, взлохмаченные, пошли в сторону причала, обсуждая попадающиеся на глаза виллы. В пышных кустах растительности прятались калитки, через которые проглядывали таинственные дорожки. Интересно было гадать, кто и почему там живет. Поравнявшись с Гранд-отелем, Ната остановилась. – Смотри, дыра. Давай глянем, как там внутри.

Где там плел любовные сети Ашенбах?

Посмотрев по сторонам, подруги юркнули в разлом, заслонив его сорвавшейся с гвоздя доской. Полное запустение былого величия оказалось обманчивым. К парадному входу вела красная ковровая дорожка, потемневшая от влаги. По краям стояли узкие короба как будто бы недавно высаженных в черную землю магнолий с толстыми, мясистыми листьями. Подруги беспокойно оглянулись – высокий забор надежно скрывал их присутствие. «Вот это да», – ахнули одновременно.

Они пошли по дорожке, хлюпающей под ногами, к центральному входу с массивными колоннами. Ната, не веря глазам, погуглила. Оказалось, на Венецианском кинофестивале в прошлом, девятнадцатом году здание частично работало. Просторный холл со знаменитым морским видом привели в порядок и использовали как выставочный зал. Сейчас входные двери были закрыты, и, опасаясь возможных камер, которых не было видно, подруги не стали рваться. Хотя искушение было велико.

Они решили обойти отель по периметру и от греха подальше ретироваться. Неизвестно откуда, в памяти Наты всплыли фразы из фильма: «Изумительное начало сезона. Только небольшой сирокко», вкрадчиво звучащие на фоне протяжной симфонии Малера. Они не стали подниматься по ступенькам на открытую площадку перед входом, а пошли направо. Одинаковые окна с маленькими балкончиками, на один из которых, видимо, и выходил Ашенбах, были закрыты ставнями. Бок отеля имел высокие, в три этажа, глухие проемы – как раз там, где была выставка.

Света ненадолго отлучилась. Ната, задирая голову, тихо обходила громаду, несколько подавленная увиденным. Жизнеспособное, реанимированное основание отеля высилось безжизненными этажами, гниющими у всех на виду. Вокруг отеля буйствовала южная растительность, и Ната испуганно оглянулась. Ей показалось, кто-то смотрит на нее сквозь листву. Где Света? Стараясь не поддаваться панике, она вышла на лужайку с высокой травой и стала разглядывать противоположный главному вид.

Каменная кладка в один этаж, мощная балюстрада смотровой площадки, каменные вазы, колонны. Кто-то настойчиво буравит взглядом между лопатками. Что ему надо? Обернуться страшно. Может, это Света из укромного места? Позвать бы ее, но голос прилип к горлу. И снова из кино: «Мы зарезервировали для вас лучший номер… Неужели вы действительно верите в красоту как в результат работы?» Она и не предполагала в себе такую память на цитаты, хотя фильм пересматривала совсем недавно в Москве, до отъезда.

Ната буквально заставила себя пойти, выудив из кармана мобильный, чтобы набрать Свету. Огибая здание и тыкая в кнопки, она приподняла голову и среди желтых махровых цветков раскидистого дерева увидела мелькнувший лакированный проблеск. Дотторе Песте? Не может быть. Откуда он здесь? «Художник подобен охотнику, целящемуся в темноте… Нельзя потрогать душу… Сирокко дует три дня…» Господи, Висконти, замолчи! Ната припустила, руки царапали иглы каких-то кустов.

Чего она боится? Или кого? Зажатый в руке мобильный бесполезно кричал Светиным голосом. Ната забыла, что отключила звук. Эта сторона здания была заросшей, старый сад подступал к стене, и в рябящих просветах ветвей ей чудился настигающий ее белый клюв. Ната почти бежала, от страха прижмурив веки. Вот она выскочила на открытое место перед красной дорожкой. Сердце выскакивало из груди. Светы нет. С моря налетел ветер, сдувая выступившие на лбу капли пота.

Она подняла мобильный, мигающей включенным экраном:

– Ну, ты где? Я кричу-кричу, не отвечаешь. Замерзла, жду у дыры. Пошли.

Ната что-то ответила, глядя на ползущую по красной дорожке газету. Ворошась на ветру картинками карнавала, она замерла на заголовке: «Il Gioco, l’Amore e la Follia. Game, Love and Folly» («Игра, любовь и безумие – тема карнавала – 2020»).

Откуда взялась эта газета?

Ната резко подняла чашку с подставки, и лежащая там горстка изюма, взметнувшись салютом, беспомощно разлетелась по полу. «Господи, вот безрукая, – раздосадовалась Ната. – Или нервничаю?»

Неделя без учебы прошла странно. Учебный отдел Ca’Foscari сыпал письмами, в мягких формулировках вводя запрет на перемещения по стране и за ее пределами. 7 февраля в Риме впервые заболел итальянец, вернувшийся из Китая. Первые случаи заболевания китайцев в Италии были отмечены еще 31 января, после чего авиасообщение с Китаем прекратили. Однако студенты, обрадовавшись неожиданным каникулам, и не думали сидеть дома.

Кто-то улетел в Париж, кто-то в Мюнхен. В «Фейсбуке» [1] встречались посты с чемпионата Италии по футболу с фотографиями студентов-болельщиков на трибунах Милана. Domus забеспокоился разговорами, перезвонами, недоумением, расшатался навязчивым просмотром новостей. Ната и Анжела оставались в Венеции. Никто из родни итальянской подруги, навещавшей дедушку в доме престарелых, не заболел. Анжела хотела вернуться домой, но родители просили ее оставаться в Domus – из соображений безопасности, цифры по заболевшим в Ломбардии были значительно выше.