Старик, казавшийся с первого взгляда слишком крутым и суровым, совершенно преображался, когда говорил о Кирове. Он подобрел, стал сердечным и трогательным, как отец. Таир невольно проникся к нему уважением и еще не совсем осознанным чувством глубокой симпатии. Старый рабочий, с которым дружил Сергей Миронович, очевидно, не мог быть плохим человеком. И уже не робость ученика, не холодную настороженность чувствовал он, шагая рядом с мастером. Им владело гордое сознание того, что идет он плечом к плечу с другом Кирова.

Они подошли к трамвайной остановке, и мастер попрощался со своими спутниками. Когда фигура старика скрылась за углом, Таир признался Джамилю:

– Всю ночь мое сердце не знало покоя. Я думал, что все полетело прахом.

– Почему ты так думал?

– Да как же? Ведь со вчерашнего вечера он ни разу не посмотрел на меня добрым взглядом.

– Ты ошибся, старик очень добр и бывает ласков. Другого такого не сыщешь. Правда, на работе он строг. Шутка ли, двух сыновей послал на фронт, и ни один из них не вернулся. Может быть, из-за этого он старается меньше бывать дома. Старуха день и ночь плачет, ну и сердце его, сам понимаешь, не выдерживает...

Все время по дороге в общежитие Таир был молчалив и задумчив, а после завтрака сразу же уселся за письмо к матери. После приветов и добрых пожеланий всем друзьям и знакомым он принялся расхваливать Баку, сообщая при этом, что город в тысячу раз красивее, чем можно было судить по рассказам Джамиля. Далее Таир написал матери, что остается работать на промысле, и в конце письма просил прислать ему саз, если случится оказия. Сложив письмо треугольником и написав адрес, он улегся на новенькую койку, которую поставили в той же маленькой комнатке рядом с койкой Джамиля. Но уснуть Таир не мог. Все, что он увидел и услышал за эти два дня, всплыло в памяти, и, наконец, он вспомнил о Лятифе.

– Джамиль, а она где живет?

– Кто?

– Лятифа...

– Э-э, брат, да уж не влюбился ли ты с первого взгляда?

– Ну, что ты! Я спрашиваю просто так, - возразил Таир, но, чувствуя, что по неосторожности слишком рано завел разговор об этом, смутился и покраснел.

Джамиль рассмеялся и полушутя-полусерьезно заметил:

– Конечно, конечно... Сперва будешь расспрашивать, потом пойдешь с ней в кино, в парк и, наконец откроешь ей сердце. Тебе это ничего не стоит: ты и на сазе играешь, и стихов сколько знаешь...

– Да, только из-за этого я и выписал саз!
– недовольно оборвал его Таир.
– Ты еще скажешь!

Лицо Джамиля приняло серьезное выражение. Боясь обидеть друга, он переменил разговор.

– С завтрашнего дня начинаются занятия по техминимуму с новичками. Сегодня утром в конторе промысла вывешено объявление. Мне сказал об этом Биландар.

– А это для чего?

– Как - для чего? Не можем же мы все время топтаться на месте! Вот я дня через три-четыре думаю сдать экзамен и повысить свой разряд.

– Если так, то это хорошо. А кто составляет список?

– Какой там список! Сам не пойдешь, все равно разыщут.

Таир понял: когда Джамиль говорил, что "движение вперед зависит от нас самих", он нисколько не преувеличивал. "Буду учиться, - решил Таир, - для этого я и приехал в Баку".

– Хорошо, - согласился он и спросил: - Ну, а как же мы будем работать и учиться?

– Учиться будете в свободное от работы время.
– Джамиль зевнул. Порядочно устал. Давай-ка спать.

Выспимся, потом я тебе все объясню.

Наступившую тишину вдруг прорезал продолжительный звук сирены.

– Что это?
– удивленно спросил Таир, приподнимаясь на койке.

– Пароход. Каждый день в этот час отходит в Астрахань.

– Сколько в порту судов! Куда они все идут?

– По большей части это танкеры. Перевозят нефть.

– Как выйдет из скважины, так и перевозят?

– Нет, что ты! Я же тебе объяснял. Нефть поступает сначала на нефтеперегонные заводы, - видел их в Черном городе? Там она перерабатывается, а затем уже все, что из нее получается, развозят по разным местам. Из нефти вырабатывается самое меньшее сто тридцать различных продуктов.

– Что ты говоришь!
– Таир сел в постели и уставился на Джамиля.

– Чему ты удивляешься? Об этом нам говорил один инженер во время экскурсии. В последнее время научились вырабатывать и еще несколько новых продуктов. Никакая, брат, нефть не сравнится с бакинской. Что там черное золото? Наша нефть - дороже бриллианта! Недаром она приковывала к себе алчные взоры всяких там хищников. Старик Рамазан всегда говорит, что Гитлеру переломила хребет наша бакинская нефть. Ну, давай спать! А то глаза слипаются...