Шрифт:
И в самом деле, в комнате Лалэ нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на книги. Ими был доверху завален большой бельевой шкаф, стопками они лежали на столе, на стульях, на подоконнике и даже на полу по углам комнаты. Тут была и художественная и техническая литература.
Когда Кудрат впервые пришел к Лалэ, Гюльсум засуетилась, собираясь готовить плов. Кудрат сначала отказывался, но по настоянию Лалэ остался обедать. "Этот юноша достоин моей дочери", - подумала Гюльсум и в душе благословила дочь и будущего зятя. В тот же день она попыталась вызвать дочь на откровенность, выведать у нее что-нибудь о Кудрате, но, кроме слов: "мой товарищ, вместе учимся", ничего не услышала. Впоследствии выяснилось, что Алимардан знал отца Кудрата, и сама Гюльсум слышала повесть его жизни.
Окончив институт, Кудрат стал работать инженером на промысле, но продолжал так же часто встречаться с Лалэ. Он приходил к ней в институт или домой, иногда вызывал по телефону, и они вместе отправлялись в кино или в театр.
Тукезбан узнала обо всем от сына гораздо позже. Через полгода после того, как Лалэ окончила институт, мать Кудрата пришла к Гюльсум и, по обычаю отцов и дедов, принесла обручальное кольцо. Жених и невеста хотели сыграть свадьбу по-новому, но обе матери настаивали на своем. Пришлось уступить. Свадьбу справили по старым обычаям с фаэтонами, зурнами и барабаном. В свадебном поезде Лалэ должна была проехать из одного конца города в другой, в дом мужа.
Проснувшись утром, Лалэ взглянула на пустую кровать Кудрата и удивилась. "Что это он? Неужели совсем не ложился? Или ночью же уехал в трест?" - подумала она и окликнула свекровь, которая стучала в столовой дверцей буфета, накрывая стол к завтраку.
– Мама, а где же Кудрат?
– Я тебя хотела спросить об этом, дочка, - ответила Тукезбан. Наверно, опять вызвали ночью на промысел.
– Нет, мама, он ушел потому, что обиделся на меня...
– сказала со вздохом Лалэ.
Когда она поднялась с постели, дверь из кабинета открылась, и в спальню вошла Ширмаи. Кудри ее, как всегда, были аккуратно причесаны, на макушке красовался бантик из розовой ленты, щеки порозовели от смущения, а глаза вопросительно и строго смотрели на мать.
– Ты что, внученька?
– спросила Тукезбан.
Ширмаи перевела взгляд на бабушку, но молчала.
Решившись, наконец, она вдруг подбежала к матери и с тем же серьезным выражением лица спросила:
– Мама, что такое "сила воли"?
Тут только Лалэ увидела листок бумаги в руках Ширмаи и, выхватив его, сердито сказала:
– Не все тебе следует читать!
– Я хочу только знать, мамочка, что значит "сила воли"?
– Не понимая, за что на нее рассердилась мать, девочка поджала губки, лицо ее сморщилось, и она готова была заплакать.
На листке из блокнота твердым и четким почерком Кудрата было написано:
"Лалэ! Пока что в моей работе недочетов уйма. Однако ни на чью помощь я не рассчитываю. Ты всегда признавала во мне человека, обладающего большой силой воли. Так вот этот человек говорит тебе: победа в соревновании останется за мной. Кудрат".
В прихожей раздался звонок. Ширмаи побежала открыть наружную дверь. Пришла ее учительница музыки Садаф. Заметив слезы на щеках своей ученицы, она спросила:
– Что с тобой, Ширмаи?
– Ничего, тетя Садаф...
– Не в силах удержаться, девочка вдруг расплакалась.
Садаф взяла ее за руку и повела к пианино, стоявшему в столовой. Вошла Лалэ, поздоровалась с учительницей.
– Что это с ней?
– спросила Садаф, указывая на Ширмаи.
– Читает, что ей не полагается, - ответила Лалэ, бросая на дочь недовольный взгляд.
– Не слушается... Садаф-ханум, садитесь с нами завтракать. Выпьем чаю, потом начнете заниматься.
– Нет, нет, благодарю, я только что завтракала, - отказалась Садаф и начала урок.
Сегодня учительница была недовольна своей ученицей. Ширмаи играла рассеянно, путала ноты и пальцы. Обычно ласковая и терпеливая, Садаф и сегодня вела свой урок с присущим ей тактом, часто поправляла ученицу и, не теряя хладнокровия, заставляла ее играть один и тот же пассаж, пока не добивалась правильности и четкости исполнения.
– На нашем концерте, - говорила она, - непременно будут люди, хорошо понимающие музыку. Поэтому надо быть внимательной, надо, чтобы звучала каждая нота. Плохо сыграешь - обеим нам будет стыдно.
Ширмаи все же не могла сосредоточиться и поминутно делала ошибки. Садаф прервала урок.
– Садись лучше позавтракай, - сказала она ученице и, узнав из беседы с Тукезбан, за что Лалэ поругала дочку, снова обратилась к Ширмаи, которая нехотя пила чай: - Мама права. Маленькие не должны вмешиваться в дела взрослых.
– Я не маленькая, - возразила девочка и еще больше надулась.
Садаф и Тукезбан взглянули друг на друга и улыбнулись. Затем учительница снова усадила Ширмаи за пианино.