Это легло тяжелым камнем на сердце юноши. Он, однако, никого не винил, понимая, что пенять приходится только на себя. И вот теперь, не желая подойти к товарищам, сидевшим на краю мостков буровой, Таир прогуливался на той стороне, куда обычно приставал баркас, и думал о своем позоре. Работа на буровой стояла, и он имел достаточно времени поразмыслить над тем, что было причиной его промахов и ошибок. "Мастер - и тот волком смотрит теперь на меня", - эта мысль терзала душу. Он тоскливо смотрел на берег. Кто-то осторожно толкнул его в бок. Вздрогнув, Таир обернулся. Это был Джамиль.

– О чем задумался, друг? Пойдем, ребята просят, чтобы ты спел что-нибудь.

Джамиль потянул за рукав Таира, тот отдернул руку.

– Нет, не буду петь, мне не до песен. Не понимаю, чего это вам вздумалось веселиться?

На самом деле он был рад тому, что к нему подошел Джамиль, что товарищи хотят послушать его.

– Пошли! Споешь - и у самого на душе веселее станет, - настаивал Джамиль.
– Нам придется еще долго сидеть без дела. Пока найдут монтера, пока он приедет...

Спокойное в вечерних сумерках море все больше темнело, теряя свой нежноголубой цвет. Вдали, почти у линии горизонта, показалось судно. Обогнув остров Нарген, оно приближалось к Баку. Таир следил за ним, но мысли его были заняты все тем же: "Отныне только работа. К черту все остальное!" думал он.

– Значит, не хочешь петь?
– Джамиль опять дернул его за рукав.

Таир нахмурился, тихо, но резко ответил:

– Джамиль, отстань ты от меня!

Джамиль отошел к товарищам. А Таир снова погрузился в свои размышления. "Мастер всех хвалил перед газетчиком, как дело дошло до меня..." Вдруг мысли его приняли другое направление: "Ждем монтера, а работа стоит. Почему? Разве нельзя обойтись без монтера?" Горькая усмешка скользнула по его лицу: "После такого позора хочешь еще давать советы мастеру?.. Да, а назавтра вызывают на комсомольское собрание. Будут обсуждать твой вопрос и уж, конечно, разделают на все корки. Вот о чем тебе следовало бы подумать".

Судно приближалось. Глядя на него, Таир вспомнил заметку "Метод работы моряков", которую утром прочел в газете. Он задумался: "Да, вот они добились ускорения оборачиваемости судна, а ведь скорость его хода все та же. Стало быть, все зависит от уменья работать. Надо шевелить мозгами..." И тут же, увидев обоих мастеров, которые сидели на лавочке возле культбудки, решил: "Скажу наедине старику. Если вздумает поднять насмех, по крайней мере, другие не будут знать".

Ночная смена кончилась, хотя пользы от нее было мало. За ночь было пробурено всего двадцать метров. Утром, возвращаясь с буровой, Таир выждал, когда Рамазан, распрощавшись с попутчиками, один зашагал к своему дому, и подбежал к нему:

– Уста, - обратился он к мастеру, - я хочу зайти к вам поговорить. Разрешите?

Рамазан, сурово насупив брови, посмотрел на него.

– Ну, что ты хочешь сказать?

Но, всмотревшись в лицо Таира и поняв, что тот хочет говорить о чем-то очень важном, смягчился.

– А что, разве здесь говорить нельзя?

– Нет, уста. Мне надо поговорить с вами наедине.

– Может быть, решил вернуться в деревню?
– спросил Рамазан, испытывая ученика.

– Нет, нет... Дело касается буровой.

"Дело касается буровой", - старик удивленно поднял брови, на лице его появилась едва уловимая улыбка.

– Тогда пойди отдохни, сынок, - отозвался, наконец, мастер.
– Придешь часа через три-четыре.

– Слушаю.

Рамазан снова зашагал своей дорогой.

Когда Таир пришел к себе в общежитие, Джамиль уже спал. Закрытая книга, лежавшая поверх одеяла, мерно поднималась и опускалась.

Таир тоже лег в постель, но спать ему не хотелось. Он уже готовился к предстоящей беседе с мастером, высказывал свои предположения, терпеливо выслушивал хмурого старика и приводил все новые и новые доводы.

Часа два проворочался он с боку на бок, но, так и не заснув, оделся и вышел в соседний сквер. Спустя полчаса, побродив по дорожкам сквера и еще раз обдумав свое предложение, направился к старому мастеру. Рамазан встретил его приветливо.

– Ну, заходи, сынок, заходи!
– сказал он и, заметив грусть и озабоченность на лице Таира, спросил: - Что такой скучный?

– Я виноват, уста, - тихо проговорил Таир и, не в силах выдержать сурового взгляда старика, опустил голову.
– Но даю слово, что больше не допущу ничего такого...

Голос его дрожал. И мастер понял, что его ученик говорил это со всей искренностью. Он почувствовал в его словах решимость человека, который выбрал свой путь после долгой и мучительной внутренней борьбы. Рамазан обрадовался, но ответил сдержанно.