Девочке было страшно даже посмотреть на него, но она понимала, что это необходимо. Паркер осторожно перевела взгляд на Рэя, стараясь смотреть в глаза отца и избегать перевести взгляд на изуродованное тело.

– Как мама?

Девочка не могла говорить, она просто затрясла головой, и слезы вновь ручьем хлынули из глаз.

Рэймонд закрыл веки и застонал.

– Папа, я сейчас вызову "скорую", - прошептала девочка.

– Нет, не делай этого.

– Они... Они подлатают тебя.

Рэй, насколько позволяло то состояние, в котором пребывало его тело, попытался выгнуть шею и посмотреть на свои искалеченные конечности.

– Паркер, ты можешь помочь мне. Оказаться с твоей мамой.

– Что? Да о чем ты?!

– Ты можешь это сделать, - взмолился отец. – Ты должна!

– Должна что?

Рэй с трудом приподнял переломанную в нескольких местах руку и попытался указать ей в сторону обреза.

– Нет-нет-нет, пожалуйста, папочка, только не это, не заставляй меня, - к горлу Паркер подкатил ком. – Как мне жить после этого?

Девочка заставила себя посмотреть на застывшее в неестественной форме тело отца. На кости, тут и там торчащие из кожи, ребра, пропоровшие его халат. На руки и ноги, сломанные под такими углами, что было невозможно представить не то, что как их можно вернуть на место, но даже в то, что с человеком вообще можно сотворить нечто подобное.

Паркер вытерла глаза, встала на ноги и подняла обрез.

– Не бойся, доченька, ты все делаешь правильно, так будет лучше.

– Да ничего не будет, ничего не "правильно"! – Паркер положила палец на курок. Замерла. И нажала. Эхо от звука выстрела зловеще прогремело в стенах дома Эймсов. Паркер зажмурилась, попыталась дышать ровнее, преодолеть спазм. По ее щекам побежали слезы. Девочка вспомнила, как папа учил ее кататься на велосипеде. Как Паркер поначалу боялась, а отец придерживал девочку на сидении и не давал упасть. Потом еще вечер, когда папа нарядился Санта-Клаусом, а дочка притворялась, что не узнала в костюме и гриме своего отца.

И тут словно что-то выдернуло Паркер из воспоминаний и заставило посмотреть в сторону кухни... Ураган Уильямс исчез.

В момент, когда прибыли копы, Паркер выходила на веранду. На ее лице отражались красные и синие огни мигалок полицейских машин. Два сотрудника правопорядка с пистолетами наготове замерли, увидев покрытую кровью девочку, появившуюся из дома.

– Мисс, Вы в порядке?

– А что, похоже на это? – огрызнулась Паркер.

Копы опустили оружие, в недоумении глядя на приближающуюся к ним окровавленную девочку.

VII.

Позже тем же вечером Паркер сидела в задней части фургона "скорой помощи" и смотрела на снующих по месту бойни детективов, медиков, репортеров. На прежде уютный и беззаботный домик, который на долгие годы войдет в местный народный фольклор как Обитель Монстра. На то, как из него выносили окровавленные мешки с телами тех, кто совсем недавно были ее папой и мамой. Девочка укуталась поплотнее в накинутое на ее плечи медицинское одеяло, запустила руку в карман джинсов и вынула из них помятую пачку сигарет. Паркер достала одну, прикурила, сделала глубокую затяжку, позволив дыму прогреть легкие, после чего медленно, с чувством выпустила дым через ноздри.

Все теперь казалось каким-то очень далеким, чужим. Даже этот дом. И эти тела. Словно и не было вовсе прежней жизни, а увиденное воспринималось, как фильм. И фильм уж точно не из разряда хороших. Такое можно увидеть разве что на окраинах какой-нибудь заштатной перди в грязном кинотеатре под открытым небом. Куда ходят прыщавые подростки за неимением в этом захолустье каких-либо иных развлечений. Нет, это была не жизнь Паркер. Просто плохое кино. Очень плохое.

Вот приблизительно такие мысли пыталась себе внушить Паркер, смолившая на заднике фургона скорой помощи. Но вся эта психология... самовнушение... если честно, не работали. Девочка не могла перенестись в некий иллюзорный мир, она прекрасно понимала, что от реальности ей не уйти. Это был ее дом, а в мешках были тела ее родителей. А на самой Паркер была кровь. Еще свежая кровь. Их кровь... Но вот жизнь действительно изменилась. Ничего из того, что было вчера, не вернуть. Скоро о прошлом, таком добром и беззаботном останется лишь тусклая память, которая будет меркнуть с каждым годом. Сначала будет тяжело, но потом... Потом год за годом воспоминания будут тускнеть. А в какой-то момент ее новая жизнь окончательно смоет эти сладкие воспоминания, как смывает со стекла дождик когда-то милые сердцу детские рисунки, начертанные на запотевшем окне невинным детским пальчиком.

Паркер больше не будет праздновать дни рождения. Никакого Рождества. Больше не позовешь маму, когда она тебе так нужна, когда просто... просто хочешь увидеть ее, услышать такой до боли родной голос. Папа больше не возьмет ее в поход по лесным тропинкам. А у детей Паркер никогда не будет бабушки и дедушки. В общем, Вы понимаете, что за мысли заполняли голову Паркер. Но Вы ошибетесь, подумав, что девушка лишь лила слезы по утраченной жизни. Ее переполнял гнев! За будущее, которого она лишилась, ибо Паркер было совершенно очевидно, что единственной целью ее жизни, перечеркнувшей все прежние, стала одна доминанта: найти мерзавца, который уничтожил ее семью. И расчленить его тушу на куски. Медленно и мучительно больно.

Но для начала нужно было придумать какой-то стартовый план. Паркер бросила окурок на асфальт, притушила его конверсом, и тут ее внимание привлекла машина, остановившаяся недалеко от ее дома. Было уже четыре утра, на оцепленной территории, где работали криминалисты, уже стало заметно тише, чем несколькими часами ранее. Журналисты разъехались, соседи разбрелись по домам, отряд копов тоже покинул место преступления, прочесав окрестности в поисках Урагана Уильямса, и, судя по радиусу их рассредоточения, громила успел удрать довольно далеко.