Майлз

Нефелибат (сущ.) — гуляющий в облаках.

Каждое мое утро начиналось с взгляда в сторону окон квартиры Бебе.

Она не была жаворонком, часто вставала позже полудня и угрюмо ходила по квартире, пока не получала первую дозу кофеина. Девушка пристрастилась к кофе, выпивая чашку за чашкой. Хуже всего было то, что она пила ужасную дешевую растворимую смесь. Я мысленно пометил сказать ей, что лучше вообще не пить кофе, если девушка не готова раскошелиться на хороший.

Несмотря на ее ужасное пристрастие к кофе, по утрам Бебе представляла собой завораживающее зрелище. Совершенно другая женщина по сравнению с разодетой тусовщицей, которая выходила из квартиры по вечерам. Утренняя Бебе носила толстые махровые носки и пушистый черно-белый халат с ушками панды. Тусовщица Бебе пила алкоголь, а утренняя Бебе лечила похмелье.

Тусовщица Бебе заставляла мой член дергаться, а уязвимая утренняя Бебе заставляла сердце болеть, потому что я чертовски хотел ее, но знал, что никогда не смогу заполучить.

Прошло два дня с тех пор, как я устроил Бебе шоу, которого она не хотела; и мой подарок для нее был почти готов. Я успешно держался на расстоянии, понимая, что необоснованно привязываюсь к тому, что изначально не было моим. Я не искал ее, не звонил, а она упрямо не писала. Я видел, что она дулась. Бебе едва выглядывала в окно, и большую часть времени держала шторы закрытыми, открывая их только для того, чтобы подразнить меня.

Бебе надевала самое развратное нижнее белье, вальсируя по квартире и, черт возьми, следила за тем, чтобы я видел каждый обтянутый кружевом дюйм ее маленького упругого тела. И это, конечно же, заставляло меня желать ее еще больше.

Моя жизнь без Бебе снова вошла в привычное русло, хотя с тех пор, как пара уехала, я не приглашал ни одной новой девушки. Тщательно прятал каждую сломанную, испорченную часть себя от любопытных глаз Бебе. Потому что эта маленькая шлюшка все равно продолжала игру, как я и ожидал. Девушка торопливо заглядывала в окно, надеясь, что я не замечу, или наблюдала за мной периферийным зрением, убеждаясь, что произвела на меня нужный ей эффект. И я ничего не мог с собой поделать. Не только потому, что она была горячей штучкой, но и потому, что Бебе была просто неотразима во всей своей саркастической, стервозной красе.

В то утро у меня был разговор по скайпу с моим психиатром, как и каждый четверг.

Я смотрел в глаза доктору Хелен и врал ей так же гладко, как и всегда.

— Ты уверен, Майлз? — мягко спросила она меня. — Не врешь, что выходил из дома на этой неделе?

— Да, — соврал я. — Я ходил в магазин на углу два дня назад, чтобы купить немного хлеба.

— Как так? — спросила она, что-то записывая в блокнот, ее мудрые серые глаза изучали мои.

Это была наша рутина. Доктор Хелен знала, что я лгу, конечно, черт возьми, знала. Но она никогда не уличала меня в этом, кроме как задавая вопросы, от которых я уворачивался, как от пуль. Отчасти мне хотелось, чтобы она поймала меня на лжи, но я был слишком хорошим обманщиком, чтобы позволить этому случиться. Так что мы играли в нашу маленькую игру в кошки-мышки неделю за неделей, и я никогда не признавал правду.

— Домработницы не было, — произнес я. — Я дал ей выходной.

Доктор Хелен пристально посмотрела на меня, прежде чем водрузить очки на нос.

— Сколько дезинфицирующих ванн было на этой неделе, Майлз? — мягко спросила женщина, и я почувствовал покалывание на коже от воспоминаний об ощущении стерильности после того, как я начисто отмылся после той парочки.

— Только три, — сказал я, почти с гордостью.

Обычно их было пять или шесть.

В плохие недели их было больше восьми. Больше одной в день.

Но я никогда бы не сказал об этом доктору Хелен.

Она бы меня госпитализировала.

Опять.

Я знал, что лучше не говорить ей правду, а доктор Хелен знала, что лучше не совать нос в чужие дела. Это была настоящая причина, по которой мы лгали друг другу. Мы оба знали, что мне нужно в больницу. Остаться здесь, портить свою жизнь и свое тело, означало пойти против советов всех врачей, которых я когда-либо встречал.

— Что-нибудь случилось? — продолжила доктор Хелен, глядя на меня поверх очков.

Я приспособился перед камерой, мой взгляд устремился за компьютер и к окну. Шторы Бебе были задернуты.

— Нет, насколько я могу судить, — неубедительно сказал я, и доктор улыбнулась мне.

Она не часто улыбалась.

— Что-то есть, — сказала доктор. — Количество ванн уменьшилось. Ты выглядишь беспокойным. Ты кого-то встретил?

Доктор Хелен знала о посетителях, которых я принимал. Она знала о моей работе, и была тактична в этом, что было главной причиной, по которой я решил работать с ней. Она мне нравилась.