– Зови.

– Я с вами побуду, - она поудобнее сдвинула кобуру на поясе.

Я улыбнулся.

– Зря волнуешься, я его в тот раз так напугал...

– Псих все-таки, - повела плечом.

– Психиатр, - уточнил я.

Лялька сделала гримасу (какая, мол, разница) и пригласила Главврача.

Он некоторое время мялся, терзался, потом бухнулся с обрыва в реку:

– Должен кое в чем признать вашу правоту... Пациент Птичник сегодня напал на санитарку... Санитарку удалось спасти... А Птичник...

– А Птичника нет? Угадал?

Он кивнул.

– Сердце не выдержало, да?
– усмехнулся я.
– Вот и хорошо.

– Вы, ради бога, не подумайте, что это происшествие связано с меркантильными мотивами.

– Вот еще!
– по-лялькиному дернул я плечом. Мол, некогда мне думать. Особенно такие глупости.
– Вы с повинной, что ли, пришли? Покаяться? Так это не сюда, вам в церковь надо.

– Вы злой человек, - вздохнул Главврач.
– Если бы вы это видели!..

Я усмехнулся.

– И не такое видел, доктор.

– ...Он пытался перегрызть ей горло...

– И вы еще терзаетесь?

– Но как же... Как же дальше? Неужели вы правы?

– Я рад, что вы пришли ко мне, - сказал я жестко.
– Нам нужно договориться.

– Видимо, придется. Но я не вижу...

– Я вижу. Вам, как специалисту, хорошо известно, что нынешнее состояние общества и так называемый прогресс обеспечивают интенсивный рост всех этих маньяков, извращенцев и вампиров. Значит, необходимы острые превентивные меры во имя оздоровления человечества. Во имя безопасности людей.

– Согласен с вами, но не представляю...

– Я представляю. Вам, несомненно, известно и то, что наши и зарубежные криминалисты разработали достаточно эффективные методы по выявлению всякого рода кровопийцев на ранней стадии...

– Да, я слышал об этом. Но что это дает практически? Неужели вы...

– Вот еще!
– Что-то меня сегодня на Ляльку тянет.
– Все гораздо проще. Нужно сгонять этот контингент в резервации. Пусть они там друг на друга охотятся. Друг другу глотки грызут. Чем их меньше, тем нам лучше.

– Вы это серьезно?

– Вполне.

– Чудовищно! Вы страшный человек. Вы тянете нас в мрачное прошлое.

– Меня уже упрекали в этом. Я привык. А если я буду оборачиваться на каждый оклик, я никогда не достигну цели. Напомнить вам о ваших детях?

– Не надо, - он вздрогнул.
– Но ведь и эти несчастные - тоже чьи-то дети.

– Это неизбежные издержки.

– Вы или идеалист, или изувер.

– Идеалистический изувер.

– Идеальный, - поправил он и слабо улыбнулся.

– Да, и еще.
– Я полистал рабочий блокнот.
– Вот, это я выписал у вас, из какого-то заключения. Дословно: "... жестокость содеянного (преступником) сама по себе не является признаком расстройства психической деятельности". Вы что, действительно в этом убеждены?

– Принято так считать.

– Теперь по-другому будете считать. По-моему.

– Интересно...

– Интересно. Я, может быть, вхожу в противоречие с самим собой, но в определенном смысле не считаю преступника нормальным человеком. Отсюда - и мое отношение к нему, мои способы предотвращения преступлений и наказания за них. Вы об этом подумайте. И запомните: впредь при освидетельствовании такого рода тварей я приму от вас только два заключения. И только два будет решения их судеб: либо резервация, либо расстрел.

– И кто будет принимать это решение?

– Я. На основании вашего заключения. Это все.

Он откланялся - и по глазам было видно: примеривает, какое дать заключение о состоянии моей психики. Похоже, не решил сразу. Ну, пусть думает.

А я ему на дорожку еще подбросил:

– Кстати, как себя чувствует потерпевшая? Санитарка?

– Удовлетворительно.

– Это хорошо, что удовлетворительно. Если бы не очень, то я привлек бы вас к ответственности. За безответственность.

Ему оставалось только обреченно вздохнуть и попрощаться.

Вошла Лялька - красивая, как утренняя звезда на бледном небе, прочеканила шаг прямо в уголок отдыха, сделала две чашки кофе, поставила коньяк и рюмки. Ясно: хороший человек пришел, Лялькина симпатия.

– Одиноков к вам.

– Это который?

– Да дед этой Леночки. Заложницы. Забыли уже?

Забыл. Кажется, так давно это было.

– Николай Иванович зовут, - напомнила. Вышла.

– Здравствуйте, Алексей Дмитриевич. В суматохе тех страшных часов я не сумел как следует поблагодарить вас и ваших соратников...
– взволнованно начал он.
– Вы понимаете, что нет на свете таких слов, которыми можно было бы выразить...