Подобно генералу Майлсу, Уилкинсон считал, что основная задача УВМР на территории США – контрразведка и пресечение актов саботажа и диверсий. Разумеется, иностранный отдел УВМР собирал информацию о разных государствах (прежде всего об их ВМС), однако в 1941 году Управлению военно-морской разведки недвусмысленно запретили заниматься всесторонней оценкой значимости добытых сведений. Эта функция была передана более престижной организации – Управлению стратегического планирования военно-морского министерства, которое возглавлял высший по рангу – и куда более властный офицер – контр-адмирал Р.К.Тернер.

По сравнению с военном министерством, министерство ВМС было представлено за рубежом солиднее – в 1940-41 годах около 130 его офицеров выполняли обязанности атташе и наблюдателей в столицах большинства стран и во всех имеющих военное значение портах. Однако они в основном ограничивались сбором информации о флоте и технических характеристиках портов. В смысле проникновения в планы и устремления данных стран это давало не больше чем сведения, добываемые за рубежом работниками военного ведомства и Госдепартамента.

Большая часть информации, добытой УВМР. поступала прямо к контр-адмиралу Тернеру, который, прежде чем оповестить о ней флотские подразделения, приводил ее в соответствие с собственным пониманием ситуации и стратегическими планами. При обработке информации он отчасти опирался и на те обрывочные сведения, которые можно было извлечь из посольких рапортов, поступавших к нему через капитана Р.Шумана, офицера связи, облеченного особыми полномочиями и допуском к самым высоким этажам рабочего механизма Госдепартамента. Госдепартамент не посвящал ни военно-морское министерство, ни военное в свою политику – в ход тех или иных переговоров с разными странами, не знакомил их с дипломатической перепиской. В свою очередь военное министерство и министерство ВМС не делились с Госдепартаментом подробностями своих стратегических планов. Как и офицеров разведки, руководителей государства окружали бюрократические перегородки, чаще всего не позволявшие им узнать, что происходит за пределами сферы их непосредственных интересов.

Итак, в разных концах Вашингтона функционировали в отрыве друг от друга различные разведывательные организации, бившиеся в меру своих сил над разгадкой того, что же в самом деле происходит за пределами США. Такова была в те дни структура зарубежной разведки. Отсутствие центра для общей оценки и обработки всей разведывательной информации о событиях за рубежом ставило в затруднительное положение политиков. Так что абсолютно понятно, что президент США Рузвельт был недоволен этой системой, как недовольны ею были и генерал Маршалл, и Дуайт Эйзенхауэр, и Дин Ачесон.

В целом состояние разведки в предвоенный период представляло довольно хаотическую картину, за исключением одного светлого момента – перехвата и дешифровки японской дипломатической почты, а также имеющих военное значение сообщений, отправляемых – чаще всего по радио – в столицы других государств и флотским соединениям. Искусство дешифровки хитроумно закодированных посланий насчитывает не одну сотню лет, но значение его особенно умножилось в век телеграфа и радио. Во времена первой мировой войны знание содержания вражеских донесений было в определенной мере залогом успеха. Это доказал опыт Великобритании. А с приближением второй мировой войны значение дешифровальной службы возросло многократно. В ходе первого периода войны – в 1939-41 годах – Англия снова добилась немалых успехов в этом смысле, однако и работа американских специалистов тоже оказалась на высоком уровне.

В начале 20-х годов Госдепартамент, военное министерство и министерство ВМС очень результативно обслуживала «черный кабинет» – отдел, занятый дешифровкой перехваченных телеграфных сообщений. Однако в 1929 году отдел был закрыт на том основании, что тогдашний государственный секретарь Генри Стимсон полагал, что «джентльмены не читают письма друг друга». То были времена весьма идеалистического пакта Келлога – Бриана, объявившего войну в качестве инструмента внешней политики «вне закона». Увы, это была лишь декларация, отказ от реализации которой не влек за собой каких-либо санкций.

К 1939 году окончательно обнаружилась та неприятная истина, что делами большинства стран заправляют отнюдь не джентльмены. Впрочем, ни армия, ни флот никогда не сомневались в справедливости этой истины и, несмотря на скудость отпущенных им на дешифровку ресурсов, стремились к тому, чтобы, по возможности, ни одно из перехваченных сообщений не осталось неразгаданным. К 1940 году в распоряжении обоих этих ведомств было около 750 человек, занятых в службе радиоперехвата и дешифровки. В большинстве своем это были радиотехники, но были среди них и искусные дешифровщики и лингвисты. В самом деле, Соединенным Штатам чрезвычайно повезло, что, несмотря на многолетнее пренебрежение нуждами армии, в тот момент, когда разразилась война, все же нашлись такие полководцы, как Джордж Маршалл и Дуайт Эйзенхауэр. Не меньшей удачей для американского правительства оказалось и то, что, когда возникла крайняя необходимость в наличии поистине гениев дешифровки, нашлись и таковые.

Военно-морское министерство сосредоточило основные усилия на дешифровке японских кодов и в 1939-40-х годах достигло некоторого успеха в этом направлении. Затем в августе 1940 года, был разгадан код под названием «пурпур» – тот, которым японцы пользовались для зашифровки дипломатических сообщений особой секретности. Это удалось сделать относительно малоизвестным людям: Фрэнку Роулитту и Уильяму Фридману, начальнику армейской службы радиоразведки. В результате такой удачи к моменту, когда грянула катастрофа в Перл-Харборе, через дешифровальные отделы армии и флота проходили груды японских секретных материалов. Процесс расшифровки всех этих материалов окрестили названием «магия» – весьма подходящим к случаю кодовым словом, говорящим очень многое тем немногим, кто знал, что за ним скрывается. Дешифровальные службы армии и флота, при всей своей невеликости и малой известности, не пользующиеся особым почтением в стенах своих собственных организаций, поставляли генералу Маршаллу, президенту Рузвельту и ряду представителей верховного командования и флота поразительно точную и своевременную информацию о военной активности Японии и – косвенным образом – Германии, а также некоторые сведения об их дипломатии.