Посидели молча.

— Я просто не понимаю… — виновато проблеяла я. — Ну правда, зачем тебе это? Из-за мамы? Ты всё это время любил её, да? И теперь просто выполняешь последнюю просьбу? Нет, ну правда, она ведь обратилась за помощью не кому-нибудь, а именно к тебе! И с отцом сошлась лишь думая, что ты погиб. Да и сам ты, вернувшись из плена, первым делом отправился именно к ней…

Игнат вздохнул и тронулся с места.

— Думай, как хочешь, Слав. Только не финти больше. Не усложняй мне задачу.

Ночевать остановились на хате в очередной богом забытой деревне. Я даже спрашивать не стала случайная это избушка или мы сюда и ехали. А смысл? Просто лежали теперь в одной душной комнате — Игнат на полу, я на скрипучей кровати, и слушали комариный звон. Спать мне не хотелось — хотелось разговаривать.

— Спишь? — наконец решилась я.

— Нет.

— Я тоже.

Он промолчал.

— А можно вопрос?

— Давай.

— Как там Серёга?

Игнат усмехнулся:

— Соскучилась что ли?

— Нет, но…

— Спи давай! — перебил он и, отвернувшись на другой бок, добавил сквозь зубы: — Сидит твой ненаглядный. В этом году навряд ли свидитесь.

На следующий день я почти до вечера пробыла в доме, дожидаясь Гордеева. Куда и зачем он ушёл не знала, и спросить было не у кого. Ближе к ночи он вернулся, и мы снова поехали.

— А зачем нам на море? Нет, правда, я хочу хотя бы приблизительно понимать, что происходит.

Игнат пожал плечами:

— А зачем люди на море ездят? Купаться, загорать. Ты что, ни разу не бывала?

— Это не ответ на вопрос. Я спросила зачем туда едем именно мы. Там теперь осядем или опять твои тёмные делишки?

— Ося-я-ядем, — беззлобно усмехнулся Гордеев. — Слова-то какие знаешь!

— Это сейчас вместо «отстань» было?

— Хорошая девочка. Понятливая.

— Ффф… — обиженно надулась я. — Скотина ты. Понял?

— Мне больше нравится мудак. Как-то брутальнее, что ли.

Как же он бесил своей невозмутимостью! Но ещё больше раздражало то, что чем дольше мы были вместе, тем меньше мне хотелось снова пуститься в одиночку.

— Но ведь это всё когда-нибудь закончится, да? Не обязательно же всё время куда-то ехать. Можно просто… — замялась, подбирая какое-нибудь другое слово, но Гордеев опередил:

— Осесть? Осядем, не переживай. Но сначала позагораем.

И мы действительно заселились в бунгало на берегу моря и затерялись в толпе таких же отдыхающих дикарей. И целых две недели не происходило вообще ничего! Если, конечно, не считать чем-то значимым мою окончательно съехавшую крышу.

Меня вело от его близости! А когда он, бывало, отлучался дольше чем на полдня, я начинала волноваться, не случилось ли с ним что-то… засекреченное. Места себе не находила, пока он наконец не появлялся. А когда появлялся — рычала и фыркала, злясь на себя за свою недавнюю тревогу.

Смотрела на него украдкой: на уверенную походку и широкие плечи под свободной туникой из белой марлёвки, на жилистые руки, резкие скулы и какую-то особенную, чисто Гордеевскую пытливость во взгляде, и всё чаще думала — а что видела, когда была с ним, моя мама? Каким он был в юности? Что она чувствовала, когда он пропал без вести? Почему так быстро, всего за год, потеряла надежду? Даже не увидев тела, не услышав окончательного «погиб»… А может, и правда, не было у них никакой любви, а только лишь подростковое увлечение?

Но это так глупо, мам! Ну неужели ты не видела какой он?!

Иногда я задавалась вопросом — а сколько смогла бы ждать я сама? Считать годы и верить, что каждый из них не просто уходит в никуда, но приближает долгожданную встречу? И мне казалось — сколько угодно! Хоть целую вечность! Но потом Игнат в очередной раз уходил куда-то на весь день, и у меня начинало зудеть от желания прибить его, когда вернётся, лишь бы не чувствовать больше этой изнуряющей тревоги. Вот и всё. Вечный ждун из меня получался так себе.

И всё это помешательство достигло критического уровня всего за какие-то пару недель! При том, что сам Гордеев обращал на меня внимания немногим больше, чем на семилетнюю девочку из соседнего бунгало. Он просто отдыхал: занимался дайвингом, рыбачил, пролёживал бока в гамаке, шарился по блошиному рынку и рядам местных ремесленников, увлечённо выискивая что-нибудь особенное. Не трогал меня, не провоцировал и не пытался сблизится. Однако меня всё равно дико тянуло к нему, и чем дальше — тем сильнее.