Но из его уст информация звучала спокойно и весомо, как истина в последней инстанции: да, это твой отец сдал меня в трёхлетний плен с пытками. Да, когда-то у меня с твоей матерью была любовь. Да, я собирался разменять тебя в выгодной сделке с педофилами, для которых ты лишь собственность в уплату отцовского долга. А что? Что-то не так? Ну извини. У меня тут миссия вообще-то!

Ехала, глядя сквозь прикрытые ресницы в темноту за окном, и не могла понять почему до сих пор здесь. Почему не закатила истерику, не предприняла очередную попытку сбежать. Потому что «Но я тебя им не отдам»? Серьёзно?

Решив, что я заснула, Игнат попытался укрыть меня пледом. Я взбрыкнула. Не нужна мне его забота! И он сам не нужен! И вообще никто! К тому же, и холодно не было, наоборот — я пылала каким-то нездоровым внутренним жаром. Но даже здесь моей воли не хватило надолго, и плед так и остался лежать на мне уютным, волнующим символом заботы. ЕГО заботы. Обо МНЕ.

«Но я тебя им не отдам!»

Почему? Нестерпимо хотелось стребовать ответ, но слова застревали в горле. Не может ведь такого быть, чтобы я значила для него что-то личное. У него, на секундочку, с мамой моей роман был, может, даже, первая любовь, которая не забывается и всё такое. А из-за отца он вообще руну мщения на себе вырезал. Так что я для него лишь дочь врага и бестолковая малолетка, какое уж тут «личное»? Нет, здесь точно что-то другое. Но что?

Ложь, вот что. Он просто врёт мне. Опять.

Мороз сказал: «Ты можешь начать ему сочувствовать, но это будет именно то, чего он от тебя добивается»

Ну да. Что есть, то есть. Сочувствую.

«Ты можешь даже влюбиться в него» — сказал Мороз.

Ну что ж. Тут вообще без комментариев.

«…Но это и будет его тактика»…

Твою мать, Гордеев. Ну почему ты такой гад?

А плед укутывал. И ночь в кои-то веки была безмятежно спокойной. Потому что рядом снова был ОН.

«Но я тебя им не отдам!»

А вдруг и правда — не отдаст? А вдруг и правда — это что-то личное? Ко мне. Ну вдруг? Он же хотел поцеловать…

ТАКТИКА.

Боже, ну как тут разобраться?!.

Очнулась от полудрёма, когда машина вдруг заглохла. Настороженно прислушалась. Игнат разложил своё кресло и с усталым выдохом откинулся назад. Это заставило улыбнуться: несгибаемый солдатик согнулся. Потому что ни фига не оловянный. Живой.

На улице чуть брезжил рассвет, даже одиноко пиликала какая-то ранняя пташка, но было ещё темно. Я прислушивалась к дыханию у себя под боком и снова разрывалась от сомнений — верить? Не верить? И понимала, что, кажется, не в состоянии мыслить трезво, а просто снова позорно поддаюсь его чарам.

Тактике.

А Игнат вдруг коснулся моих волос, осторожно заправил прядь за ухо. Я не шелохнулась, но словно рухнула в пропасть с мурашками! Они щекотали горячими искрами, проникая куда только можно… и куда нельзя. Поджигая и увлажняя. Игнат же просто убрал руку и наконец затих. Дыхание стало глубже и размереннее. Уснул.

«Ты можешь даже влюбиться в него — это и будет его тактика!»

Но в этом прикосновении было столько скрытой нежности! Тактически не оправданной, ни к чему не привязанной и совершенно бесцельной — ведь я-то в тот момент как бы спала!

Что чувствуют бабочки, летящие на пламя? Наверное, самое огромное в своей недолгой жизни счастье. А иначе не летели бы. Что чувствовала я? Дурой я себя чувствовала, вот что! Потому что ею и была. А иначе не потянулась бы украдкой, под пледом, не развела бы незаметно коленки. Не скользнула пальцами под помокревшие трусики…

Когда я почти подошла к пику, Игнат вдруг дёрнулся и проснулся. Встревоженно дыша, растёр лицо. Ругнулся. И вышел из машины. А я, испуганно осознавая, что если бы ему взбрело в голову поправить мой плед, то был бы упс… продолжила ласкать себя с удвоенным остервенением — чтобы успеть. Потому что остановиться сил уже не было.

Когда Игнат вернулся я как раз только-только кончила. Силой воли погасила последние волны сладких судорог, потянулась под пледом, оправляя подол юбки.

— Не спится? — глупый вопрос. Лишь бы заполнить неловкую паузу.

Игнат глянул на меня с прищуром довольного жизнью кошана, неторопливо вытер руки салфеткой.

— Наоборот. Очень даже хорошо вздремнул. А ты?

В его тоне мне послышался какой-то контекст. Словно… Словно он меня всё-таки спалил! Вспыхнув, отвела взгляд.

— Тоже. У тебя есть ещё салфетки? Я возьму?

После того как я вернулась из лесополосы мы снова поехали. И нужно было бы хотя бы спросить куда, но не хотелось. Мне было хорошо просто быть с ним рядом, просто довериться, просто чувствовать к нему то, что чувствую. Вопросы убили бы всё это на корню, мне же как никогда раньше хотелось жить! Здесь и сейчас. С ним. Ещё хотя бы полчасика.

Однако, сколько голову в песок не зарывай — задница всё равно снаружи. А значит, бессмысленно делать вид, что ничего не происходит.