Мне потом дедок всё пенял в сельпо, мол, не по-людски этих зверей на людей было травить. Я ему:

– Да ты что, диду! Это ж у нас самые дохлые были. Потому и послали их, вас жалеючи. Никого ж не убили? Во! А ты бы знал, что в прошлый раз… Кишки на деревья… Э-эх… ладно, что говорить…

Дед онемел. Мелко перекрестился и бочком из магазина.

На следующий день припёрся председатель совхоза и давай орать, да ногами топать.

По его выходило, что нам надо было рожи подставлять да спасибо за науку говорить. А то его робяты уси на бюллютне. Робыть некому. Помидор сгниёт. Кавун перезреет. Дыня стухнет. Дали в дыню и председателю. Шоб нежнее был. И унимательнее к людям (ударение на первом слоге).

ПТУшницы растаяли и повисли на плечах героев. Но мне приглянулась врачиха, студентка меда из Астрахани. Главное, у неё был отдельный вагончик. С душем!

Этого было вполне достаточно для глубокого искреннего чувства.

Поначалу у нас не задалось. Одна из отроковиц упилась молоком до отвалу. И отвалилась. И тут-то Ната жидко обкакамши. Все её реанимационные действия свелись к тому, что она скакала, мелко тряся крупом вокруг пациентки, и визгливо причитала… "Миленькая, только не умирай! Миленькая, потерпи!"

Впечатлённые такой квалифицированной медпомощью, мы с Дюсом взялись за дело.

Я поскакал за грузовиком, Дюс рылся в медикаментах, глухо матерясь, так как Ната вообще не помнила, где у нее что.

Нашёл что-то, кольнул. Тёлка задышала.

В больницу мы прикатили всей тёплой компанией. Вышел заспанный врач. Я предоставил слово Наташе.

– Аы-ыв-ву-уы-ым-м!

Врач поднял бровь.

– Вам плохо?

– Н-нум-ма-ав-во-он-нонаих!

– Чего?

Я отодвинул невменяемую эскулапшу.

– Вон пациентка.

– Что там?

– Анафилактический шок. Похоже передозировка конопляного молока.

– Знакомо. Что-то кололи?

– Гормоны. Преднизолон.

– Угу. Вы врач?

– Нет. Вот врач.

– Это?… Вы издеваетесь?!

– Правда!

Наташа поначалу была взбешена этим диалогом. Я её, видишь ли, подставил.

Но недолго. Сдалась через пару дней. Я наконец приник к заветному душу. Поутру (шёпотом):

– Только никому!

– Обижаешь!

Открываю дверь. Там все. Меня хватают на руки и совершают "круг почета". Факельное шествие. Барабанный бой. Наташка в шоке. Потом, махнув рукой, хохочет вместе со всеми.

Аж в Москву потом ко мне ездила. Но без дефицита душевых того эффекта уже не было.

Но скоро наступили трудные времена. Водка кончилась. Антиалкогольная компания была в самом разгаре, и в сельпо её не видели уж полгода как. Самогон у мстительных местных покупать было смерти подобно, – нам бы его на крысином яде настояли. В каждом доме, почитай, память о нас жила. И болела.

И тут… не знаю… сам себе не верю… причём ну несколько раз у народа спрашивал, – подтверждают. Они после истории с бабами в поезде уже ничему не удивлялись.

Мистика какая-то. Короче, я нашёл в кустах квасную бочку на колёсах, полную тархунового спирта. С тех пор от запаха тархуна меня с души воротит. Вот уже двадцать с лишним лет. Но тогда!

Спёрли мы его чисто, операцией руководил Дюс. Всё просчитал, молорик, даже следы замели ветками. Кстати, чьё было богатство, мы так и не узнали.

Алкоголизм вновь расцвел пышным цветом.

Как-то ночью проезжающий мимо прапор на ГАЗ-66 притормозил, на свою беду, спросить дорогу. И остался. Через неделю он одичал, вырыл себе нору, выл ночами, питался подаяними. Тархуном от него несло за версту. Пытались его приручить, но сделался буен. Тогда отдали ему флягу из-под сметаны со спиртом (50 л) и отстали. Более счастливого человека я не видел никогда. Ни до, ни после.

А у нас образовался транспорт. Как-то ночью сильно захотелось еды. А всё сожрали.

Недолго думая, мы с Дюсом сели в газон и поехали на охоту. Идея была надавить себе в полях свежей говядинки. То есть мы разгонялись по полю и неслись на стадо коров. Хер там. Вам когда-нибудь переходило дорогу стадо? Помните эту лень, неторопливость, эти ступорозные взгляды из-под рогов, эту кучу навоза перед машиной? Так вот это все буффонада. Спектакль. Вам просто показывают ваше место под луной. Как-только дело доходит до серьёза как в нашем случае, они становятся прыткими и прыгучими как кузнечики. Мы раз пять повторяли попытки – ни одну даже не задели!

Только пастух нам исхлестал кнутом весь тент. Мужественный человек, нечего сказать. С кнутом наперевес под грузовик бросаться, это вам не мышка пукнула.

– Вот потому-то они танки в 41-м под Москвой и остановили, – пробормотал Дюс, разворачиваясь. Оценив мужество, мы свалили, несолоно хлебавши.

В поля меня особо не брали. Точнее, один раз я там был. Полчаса пособирал… Наскучило. Ну, и устроил там Томматину, ту, что в Испании раз в году делают. Вытоптали полгектара, расстреляли весь помидорный боезапас и пошли мыться в пруд, ничего не собрав. В обед дед на мерине привозит бидоны с обедом. Мерин явный буддист. Он видел всё, его уже ничего не интересует и не может удивить. Он никуда и никогда не торопится. Глядя на него, не верится, что он вообще куда-то скакал. Только брёл или волочился.