– Да ни хрена, отдышится! Рви когти, дама! Другого раза не будет! подтолкнул её Корма.
– У него "звонок" скоро, наобнимаетесь еще...

Он глянул на Наташину сумочку.

– Слушай, а бабки-то у тебя есть? Ты уж подкинь на общак, а? За Игорька. Себе оставь на билет, на цацки...

Игорек уже открыл глаза.

– Эй, Корма!
– махнул он рукой.

– Все ништяк, Рэцэдэ, - ответил Корма.
– Щас в зону пойдем. А она домой...

Наташа уже вытащила из сумочки мятые купюры. Корма быстро выхватил несколько, покрупней.

– Без обиды?

Рядовой Шантуй осуждающе покачал головой, но, поскольку сам находился на волосок от смерти, не стал предъявлять претензий как положено по уставу.

Молодая женщина, солдат-чукча и блатной фрайер Корма прошли к решетке КПП зоны мимо зеков, уже ворвавшихся в эту часть корпуса и сновавших по коридору кучными группами. Слышно было, как в одной из комнат бьют "козла" Акимыча и пропускают через скорый "хор" его не такую уж и старую старуху: бабий визг смешивался с басом парикмахера и разноголосьем мужиков.

– Вы чё здесь нарисовались?
– спросил громко Корма.
– Тут ничё не ловится. Давай на улицу!

– Давай на улицу!
– повторил командирским голосом, выделившись из толпы, Евгений Кирсанов по кличке Лаборант. Этот зек стоил отдельного разговора: глаза у него горели, он и внутри весь пылал, охваченный, как пламенем, значительностью происходящего. Лаборанту хотелось выделиться в бунте, взять в свои руки хоть часть руководства.

Толпа пошла, толкаясь, обратно к узким дверям. Кирсанов уже что-то громко говорил - тоном, не принимающим никаких возражений.

У решетки КПП Корма пробыл недолго, но все же больше, чем нужно: дежурный прапор Сиклеев не хотел впускать Шантуя с Наташей Кожемякиной.

– Как я её пущу, слышь, - говорил он скороговоркой.
– Кто шмонать её будет, она ж со свиданки идет, слышь, вдруг выносит что-нибудь, чего нельзя, а шмонщики все у Хозяина, и открывать вообще не велено... Ты, слышь, отойди отсюда вообще, не положено стоять даже тут...

– Ты, аллигатор!
– прервал его Корма.
– Я щас братков свистну замочим бойца, а бабу вы.... А тебе срок. За халатность. Понял? Открывай, ухожу...

– Ладно, понял, слышь, только уходи быстрей, не положено. А ты, Витя, почему тут?
– бормотал Сиклеев, пытаясь разглядеть, далеко ли по коридору ушел Корма.

– Открывай, значит, зёма, - сказал Витя.
– Нехорошо ждём. Я у Шибая был, чифир пили, птичек-собачек кормили. Потом в зону ходи, гляди. Теперь опять к Шибаю надо, однако.

Щелкнули замки, дверь открылась, и Витя втолкнул Наташу внутрь. И сам вслед за ней быстро протиснулся в узкую щель, потому что Сиклеев сразу стал закрывать.

Решетчатая дверь захлопнулась, снова разделив два мира, в одном из которых можно было по Электрической дороге-просеке доехать до поселка Злоямово, оттуда до краевого центра К., до Москвы и даже до Лондона и Парижа, а в другом нельзя было пройти по прямой более трехсот семидесяти метров.

МОЗГОВАЯ АТАКА

Хозяин собрал всех, кого только можно было собрать, в своем кабинете. Конечно, для этой цели больше подошел просторный кабинет Петрова, но там было опасно: два окна выходили в промзону, и стекла в них были уже расколочены камнями и обрезками чугуна.

Набилось в 12 квадратных метров 14 человек: сам Хозяин, режимник Минкевич, опер Петров, командир конвойной роты капитан Щукин - и остальные, рангом поменьше, прапорщики, офицеры-производственники и два начальника отрядов, 5-го и 7-го.

– Ну что, командиры? Песец подкрался незаметно?
– объявил Перемышлев безо всякой подготовки.
– Что будем делать? У кого есть предложения по существу, а?

– Я в управу уже сообщил. Спецназ "Ураган" к нам собирается, прохрипел Щукин. Горло у него было обмотано белым шарфом по случаю острого тонзиллита: много курил капитан, да и сейчас дымил, прикуривая одну за одной...

– Спецназ?
– сверкнул глазами Хозяин.
– А твои молодцы что? Их к параду 7 ноября готовили, да? У тебя вон, Кондратюк, первое место по рукопашке занял на межзональных...

– Да кроме этого охламона у меня больше и нет никого! Я, если честно, как автомат в руках бойца увижу, так сразу думаю: щас он пальнет не в ту сторону и - по тайге, домой, в дезертиры!
– зашептал Щукин, стараясь делать это как можно громче.
– Осталась шелупонь одна, ей Богу, москвичи да чурки!

– А чурки-то откуда у нас?
– удивился Перемышлев.
– Вроде отделились? Откуда призыв?