Если ее хорошенько умыть и подстричь отросшие со временем волосы, то их нее может получиться отличная красотка. Которая вполне может поспорить своим видом с местными принцессами.

– Почему? – Люмен повернулся к девушке и посмотрел на нее. – Почему, люди смогли избавиться от всех других рас, но до сих пор страдают от демонов?

– Потому что сами их и порождают, призывают, кормят и растят, – заготовленной мантрой ответила послушница. В ее взгляде начал загораться праведный огонь.

Демонолов развел потрескавшиеся губы в улыбке. Захохотал.

Когда вот так он смеялся последний раз? В юношестве. В те годы обучения у учителя. Но это было слишком давно. Словно это было в другой жизни и не с ним. А все эти воспоминания уже чужие для него.

– Что смешного? – праведный огонь исчез, а девушка улыбнулась.

– Да так. Мне кажется, что я как повозка без возничего. Куда-то еду, но не знаю куда. Есть груз, который везу. Есть дорога, по которой следую, но нет цели. Нет, сути… – зачем он это все сейчас говорит незнакомой послушнице Люмен не знал. Но с каждым выпущенным на волю, словом, ему становилось легче.

Девушка устало вздохнула и сделал шаг в темноту ночи. Она медленно зашагала в сторону переулка. Когда ее силуэт почти скрылся в тени она повернулась к демонолову и спросила:

– Идешь?

И он пошел следом.

***

Утро ударом кувалды разбудило Люмена. Свет ожогом пробежал по его щеке. Глаза не хотели открываться, тело вставать.

Когда демонолов, сделав усилия все же поднялся, то увидел рядом с собой крепко спящую послушницу. В свете утренних лучей ее лицо было прекрасно. Он с минуту любовался спящей молодостью.

Девушка обняла подушку и зарылась в нее лицом, скрестив ноги. Она сладко что-то прошептала.

Демонолов попытался вспомнить что случилось ночью, но все воспоминания обрывались на моменте, когда они зашли в трактир. Где сегодня он и проснулся.

Он помнил темный переулок. Ее теплые, жадные губы. Смех и алкоголь, а дальше, кажется, ее глаза. Воспоминания обрывались. Они были как разбросанные иглы. Он пробовал дотянуться до одной, но его тут же обжигало, и картинка на секунду показавшись исчезала.

Серые бездонные глаз. Он помнил, как ночью они пожирали его до последней капли крови. До последней крупицы силы, забрав все.

Люмен прикрыл шторами окна и начал одеваться. Голова гудела ударами барабанов. На улице кто-то кричал, сообщая о своих неповторимых товарах. Люди десятками пестрых силуэтов мелькали по переулку, куда выходили окна.

Кожа зудела и чесалась от попавшего на нее света. Краснела.

Чтец подошел к столику с зеркалом и наклонился, рассматривая свое бледное лицо.

Выглядит уже не так плохо. Кожа понемногу начинает восстанавливаться, распрямляться, растягиваться скрывая грубые шрамы, болячки и язвы с буграми. Его регенерация происходит быстро. Хоть какой-то плюс от его проклятья. От этой чертовой кожи.

– О, ты цел. Ну раз так, принеси мне чай, – простонала девушка, переворачиваясь на бок. Похоже в ее голове стучали барабаны не тише чем у демонолова.

Люмен оделся и спустился вниз.

Трактир был пуст если не считать разноцветного кота, который внимательно следил за спускавшимся по лестнице демоноловом.

Люмен, заметив животное, хмыкнул. Кот был очень похож на того, которого он видел на ферме мимиков.

За прилавком крутился худой, высокий мужчина с пышными усами. Заметив постояльца, он растянул губы в приветственной, отточенной годами улыбки и спросил:

– Пивка?

– Чая.

– Чая?

– Чая, – повторил Люмен. Он до конца еще не проснулся и утро было все еще смазанным.

– Как скажите. Но я бы посоветовал все же пивка, – трактирщик быстро взял две кружки и стал наводить чай.

Люмен сел за соседний стол и облокотился на локти уставившись в окно. Люди мелькали бесконечными силуэтами.

Когда он был в подобном городе? Давненько. Его работа в основном приводила в села и деревни. За редким исключением в небольшие городки. Но в Эриндоре он еще не бывал. Как и на севере королевства.

Кот устало зевнул и спрыгнув с бочки засеменил к Люмену. Бело-рыжий хвост покачивался из стороны в сторону.

Когда животное подошло к демонолову, на секунду кот погрузился в размышления, а потом прыгнул.