Сработало. Хорошо, что люди так любопытны. Максим остановился, повернулся к Натанэлю и крикнул:

– Говори!

– Ага! Буду я орать через всю крышу! Сюда иди!

Мальчишка неохотно, с трудом перебирая ногами, поплелся обратно. На нем висело штук пять бесов. Натанэль уже понимал, что битва за мальчишку предстоит нешуточная, и был готов в любой момент сбросить маскировку.

– Говори, – повторил Максим, остановившись перед Натанэлем.

– Нет. Сначала ты. Потом я. Без вариантов.

– Да как хочешь, – равнодушно пожал плечами парнишка. Его воля была уже почти вся съедена бесами. – Чего тебе говорить?

– Почему ты решил спрыгнуть с крыши? И не ври.

– А чего мне врать… Жить мне незачем. Мама умерла. Папка в запое уже месяц. И Лида… Лида меня не любит… Да никто меня не любит. Я никому не нужен. Вот и все. Мало?

Натанэль внимательно выслушал. Помолчал. Потом похлопал ладонью по крыше рядом с собой – садись, мол. Максим безвольно шлепнулся рядом.

– А теперь послушай меня. Только давай договоримся – сначала ты выслушаешь все, а вопросы, если будут – потом.

Максим молча кивнул головой.

– Отлично. Во-первых, твоя жизнь – это подарок. Жизнь подарил тебе Бог, значит, Ему ты нужен. А бросать подарки под ноги неблагородно и неблагодарно… Молчи! Во-вторых, если ты умрешь, кто позаботится о твоем отце? В-третьих, прыгнув с такой высоты, ты наверняка разобьешься в лепешку. И кто тогда станет молиться за твою маму? Молчи, я сказал! И в-четвертых. По поводу Лиды… Слабака, который валяется в виде раздавленной гусеницы на асфальте, она точно никогда не полюбит.

Максим сидел, глядя на светящиеся окна в соседних домах, на цепочки фонарей, на яркую полную луну… Как красиво, невольно подумалось ему, но он промолчал…

Зато бесы вокруг заволновались, заперешептывались, и, как понял Натанэль, решили звать какую-то подмогу. Но Натанэля это уже не волновало. Он понял, что битвы не избежать, поэтому торопился рассказать мальчишке главное.

– И еще одно, главное. Покончив жизнь самоубийством, ты не умрешь. Да. Не смотри на меня так. Люди не умирают. Никто не умирает. Никогда.

Но, выбросив подарок Бога, свою жизнь, ты сам, добровольно, отворачиваешься от Творца и полностью отдаешь себя в руки дьяволу. Сам!

И целую Вечность, Максим, Вечность! – ты будешь прыгать с этой крыши и разбиваться в лепешку. Вставать, идти на крышу, прыгать, разбиваться в лепешку, вставать, идти на крышу, прыгать… Дальше понятно?

А бесы вокруг тебя будут смеяться и издеваться над тобой. И никогда ты не получишь ни утешения, ни покоя. Ни-ког-да! Они и сейчас тут, просто ты их не видишь. Это они тебе нашептали, понимаешь? Они хотели забрать твою душу! Ты ведь некрещеный?

Максим обалдело мотнул головой.

– Тем более… А теперь сиди и думай, а мне… – Натанэль не успел договорить. Среди толпы бесов он увидел одного, который подходил все ближе к ним. Толпа нечистых почтительно перед ним расступалась.

Натанэль мгновенно вернулся в свой ангельский облик, расправил крылья. Глаза засияли изумрудным светом.

– Господи, благослови на бой!

– Благословляю, Натанэль! Я рядом!

– У меня просьба, Спаситель! Пусть Максим все видит! Если есть на это Твоя воля.

Натанэль одним резким движением выдернул из ножен меч, перекинул его в левую руку. В правую взял Крест. И пошел на врагов, оставив позади себя замершего в ужасе Максима.

***

Враг, которого мелкие бесы вызвали на подмогу, подходил все ближе. Натанэль, сложив крылья, быстро шел ему навстречу. И вдруг оба, как по команде, остановились, глядя один на другого:

– Ты! – одновременно воскликнули Ангел и бес. Неизвестно, о чем в этот миг подумал бес, а Натанэль потерял долю секунды, отдавшись воспоминаниям…

… Иерусалим… Две тысячи лет назад… Небольшая площадь, вымощенная серыми булыжниками, заполнена визжащей, беснующейся толпой. В этой толпе вперемешку стоят люди, Ангелы, бесы…

На возвышении, подальше от толпы, окруженный охраной, сидит человек. По бокам от него стоят двое. Один, избитый, в колючем шипастом венце на голове, обводит толпу глазами.

Натанэль с братьями стоят в этой толпе, но Человек в терновом венце просит их молчать. От бессилия, точнее, от просьбы Спасителя ничего не предпринимать, от невозможности спасти своего Создателя, многие из них плачут.