Не разобравшись, Даня переспросил:

– Поход у нас точно северный… северный, екарный бабай, ледовитый. А кто винтязи-то, емана? Только что вроде какая-то баба со мной разговаривала…

Часовой помялся и ответил менее уверенно:

– Ну… это же вы вроде как витязи… Ну, так Лиза сказала…

– Я манаю… – глубокомысленно заметил Даня.

Воцарилось молчание. На помощь высоким переговаривающимся сторонам поспешил Гвоздь:

– Милый юноша, благородный паж и э-э-э… сын полка… мы готовы следовать велению высокочтимой княгини, вот только не поймем никак, где тут замок?

– Тама! – решительно указал «благородный паж».

«Тама» Даня с Гвоздем увидели старую бетонную постройку, обложенную со всех сторон остовами мертвой бронетехники и отдельными листами брони, неумело вырезанными с помощью дорогой магической игрушки «Автоген Дуремара».

«Сын полка» тем временем вспомнил концовку ритуального приветствия:

– …со своей отважной дружиной. В честь гостей будет пир. Вот.

Часовой сделал паузу и добавил к сказанному контрабандный вопрос:

– А что, настоящий живой генерал Даня с вами приехал? Прямо так? Он внутри сидит?

– Ты прав, отважный воин! – ответил ему Гвоздь.

«В дружине-то сколько народу? Человек семь, надо думать, вряд ли больше», – предположил Даня.

На самом деле их оказалось целых восемь…

Княгиня Елизавета оказалась шестнадцатилетней рыжей шпингалетиной с ужасно суровым лицом. На груди – армейский бинокль. Почти карликовый рост она успешно возмещала накачанной мускулатурой и голосом, который вполне можно было бы назвать «хмурым», если б не существовало еще более точного слова «сверлящий». Княгинины плечи разъехались на викингскую ширину. Передвигалась хозяйка «замка» по-медвежьи неуклюже и основательно.

«Из тех, кто не умеет быстро бегать, зато стоит так, что домкратом с места не сдвинешь…» – оценил Даня.

Княгиня Братцевская подала руку и крепко сжала Данины пальцы, пробуя генерала на вшивость. Он усмехнулся. Ох, и любят девки выдрючиваться…

Наконец она освободилась и приветливо улыбнулась, делая вид, что ей совсем не больно.

– Это ты – Даня?

– Я.

Она смерила его взглядом, полным скепсиса. Мол, и этот хлюпик – великий герой Даниил Уваров?

– Такому гостю мы рады. А твой… второй?

– Мой друг Гвоздь. – Даня подумал и добавил: – Мастер.

Еще одно рукопожатие. Гвоздь освободил руку и приветливо улыбнулся, делая вид, что ему совсем не больно.

– Княгиня, – веско произнесла местная командирша.

И Даня осторожно осведомился:

– Мы местных обычаев не знаем. У нас, южных, генералы и команды. А у вас, северных, стало быть, князья и дружины?

Его собеседница смущенно потупилась. «Чем-то я ее задел. Знать бы чем?»

– Даня, пойдем-ка в замок, там уже готовят пир… Про князей я, блин, по дороге объясню.

Генерал, в сущности, был не против, но…

– А тягач?

– Пусть останется здесь. Дружинник Гром присмотрит и за ним.

У часового засверкали глаза – охранять машину самого Дани это же… это же… о! Между тем генерал взглянул на Гвоздя так, что тот без слов понял: Гром-то, конечно, Громом, но надо бы срочно активировать магическую защиту Гэтээса.

– Не доверяете? – без особого дружелюбия спросила княгиня.

– Рефлекс, – ответил Даня.

Она, кажется, не знала этого слова, но исполнилась уважения и лишних вопросов больше не задавала. На лице ее было написано: «Надо думать, не наскоком берет врагов Даня-герой, а мудростью». Генерал мысленно похвалил себя за сообразительность: слово «рефлекс» он впервые услышал час назад, болтая с Гвоздем.

Троица двинулась к воротам «замка», то есть к тяжелой металлической пластине, усиленной обрезками брони. Невидимый наблюдатель нажал на кнопку, и электромотор сдвинул пластину, открыв узкий, не более полуметра в ширину, проход в замковый двор.

Теперь Гвоздь бросил на Даню говорящий взгляд: «Хороший технарь в команде – большое дело». Генерал поморщился. Ему вся эта бутафория с дружинниками, замками, воротами, от которых первый же ракетный удар не оставит и пары болтов, казалась детским садом.

Правда, княгиня позаботилась о том, чтобы поставить в дозор двух стрелков, и одного из них не засвечивать перед гостями. Соображает…

– Слушай, Елизавета, мы нормальные люди, никаких пакостей у тебя тут учинять не собираемся. Так что второй дозорный может вылезти из норы под бетонным блоком, курнуть и расслабиться…

– Рано еще ей, свистушке, смолить! – откликнулась княгиня и тут же прикрыла рот ладонью.

– Ладно, Даня, ладно. Объясню. Все ж, блин, просто. Гоблины к нам не суются, им тут поживиться нечем. Дикие банды тоже редко лезут, этим от окраины далековато переть. Зато упырье и оборотни – толпами. Роятся они, блин, что ли, в парке? Особенно осенью. Год назад тут была команда в одиннадцать полноценных бойцов, а верховодил ими не кто-то там невнятный, а сам Федоров… – Даня солидно кивнул, хотя ни о каком Федорове он ничего не слышал. – Месяц назад у меня под рукой ходило шесть нормальных бойцов. А сейчас… Я да тот карапет с двустволкой, почитай, главная боевая сила в наших местах. Есть еще мой муж, Философ, честной боярин. Он большой умник и грамотей, но со своей пневмонеей мно-ого настреляет… И есть у меня Голосов, старикашка двадцатичетырехлетний с одной рукой, а вместо другой руки – культяшка с крюком. Остальные – малолетки. Четыре малолетки, Даня! Два моих с Философом карапуза, близняшки, совсем, блин, младенцы, да две пришлые девчонки – три года и шесть лет. Которой шесть, сейчас в норе с автоматом сидит… Вот мои, раз… е… мать, вооруженные силы. Если повезет, доживем до снега с морозами, а стало быть, вообще жить будем. Зимой-то нелюдь тиха… Ну а не повезет, блин, так в один день размажут. Генералы и команды у нас, Даня, у северных, точно как и у вас, южных. Но Философ удумал: пусть, говорит, будет княгиня, боярин, замок, дружина, палаты, тогда малолетки поживут с интересом, сколько б им ни осталось жить-то. Пусть поживут людьми, а не отребьем, – хоть день, хоть всю жизнь…