Давно ли Клиф ругал армейские рационы, называл их «конскими яблоками», а теперь он, как и все «береты», на ходу срывает и жует съедобные травы. В Форт-Брагге их учили, как выжить в джунглях на подножном корму. Теперь вся эта премудрость вылетела из головы. К тому же джунгли джунглям рознь — вьетнамские мало похожи на боливийские, в которых они проходили подготовку. Вся надежда на кокосовые орехи, да что-то не видать вокруг кокосовых пальм, а от бамбуковых побегов мало толку… Мэтьюз так и не расстался с рацией, чуть не на каждом привале копается в ней.

— Уж лучше бы ты забросил свою музыку в кусты! — зло бросил ему Мак. — Видеть не могу этот гробик — душа переворачивается.

— Заткнись, Мак! — злобно выговорил Клиф. — Мы скорее расстанемся с тобой, чем с рацией!

— Перебит дроссель, — уныло сообщил Дон. — Пробую перемотать…

Клиф упрямо тащился за проводником, который, казалось, не знал ни голода, ни усталости. На всякий случай, опасаясь предательства после насильственной «эксфильтрации» капитана Шина, Клиф корректировал проводника по компасу, зажатому в потной, грязной руке.

— Слушай, ты! — хрипел Клиф, хватая проводника, тщедушного, как подросток, за шиворот. — Я тебя пополам разорву, если ты обманешь нас! Ты опять свернул вправо! Азимут — девяносто градусов!

Потом они остались без проводника. Нет, он не дезертировал. И его не убили вьетконговцы. Его утащил под воду без особого шума здоровенный аллигатор, когда они переправлялись туманным рассветом через болотистую реку в джунглях.

Шли теперь по азимуту 95 градусов. Почти прямо на восток. Клиф переживал потерю проводника намного сильнее потери семерки «зеленых беретов».

Каким-то чудом Грант шел сам. Шел, шатаясь, как лунатик, как сомнамбула, но все-таки шел. И не только шел, но и бежал, когда требовалось, когда это было жизненно необходимо. Поистине неизведанны человеческие возможности!..

Пожалуй, Грант не отстал только потому, что в грохоте и неразберихе второй засады тяжело ранило двух «красных беретов». Одному пуля попала в живот, другому осколок гранаты размозжил берцовую кость. Ни один американец не пришел им на помощь. Клиф молча перепрыгнул через одного из них и вполголоса выругался, когда раненых подобрали другие «красные береты» и темп бега сразу резко снизился.

— Стой! — рявкнул Клиф, устало сигналя рукой.

Грант рухнул ничком в траву. Грудь ходила ходуном. Сердце колотило в ребра, словно кулак в боксерской перчатке по груше.

— Что будем делать с ранеными? — услышал он над собой яростный, клокочущий шепот Клифа.

С минуту Грант не двигался. Все онемело в нем. Потом к сердцу подкатила глухая обида. Какого дьявола Клиф лезет к нему со своими вопросами?! Разве не видит, в каком он состоянии! Откуда ему, Гранту, знать, что делать с этими ранеными?! Бросить их — упаси боже! Взять с собой — станут тормозом, тогда «беретам» не уйти от погони. Ведь Клиф принял командование — ему решать, но он, как видно, хочет, чтобы Грант взял грех на душу, разделил с ним ответственность.

Грант заглянул поглубже в себя и содрогнулся. Нет, он не стал бы перечить Клифу, если бы тот, не советуясь с ним, решил бросить раненых. Какое малодушие! И оно еще омерзительней, потому что где-то в подкорке шевельнулось: ведь они цветные…

Он со стоном повернулся на спину. Темные размоины пота прилепили рубашку к телу.

— Как «что делать»? — прохрипел он. — Тащить надо!

Клиф злобно сплюнул сквозь зубы.

— Угораздило же этих гуков!

Грант закрыл глаза.

— В прошлый раз угораздило наших, — горько проговорил он.

Спотыкаясь, Клиф тяжело зашагал к раненым. На рубахе, под устало обвисшими плечами, проступали белесые разводы соли.

У Мака еще работал транзистор «Грюндиг». Он поймал армейскую радиостанцию в Сайгоне. На фоне джаза кто-то бодро произнес:

— Помните, ребята! Ежедневная получасовая армейская зарядка в среднем понизит ваш лишний вес на двадцать шесть фунтов в год!..

— Закрой ты глотку этому болтуну! — рявкнул Клиф.

Фельдшер «красных беретов» уже перевязал раненного в живот. Ярко-белый бинт, проступившая сквозь него ярко-алая кровь горели на солнце, издалека бросались в глаза. Над мокнущей повязкой уже вились первые мухи. Глаза у раненого были испуганные и виноватые. Очевидно, он еще не чувствовал особой боли.

Фельдшер вытащил из картонной коробки индивидуальный пакет, приложил к простреленному бедру второго раненого асептическую поверхность белой подушечки компресса, ловко обмотал худую ляжку стерильным бинтом. И у этого раненого были виноватые глаза.

— Таблетки им дали? — спросил Клиф фельдшера.

— Этому дал, — ответил тот, коверкая английский язык, — а тому не дал — нельзя, ранен в живот. Я уже ввел обоим противогангренозную сыворотку.

Клиф нахмурился: этот проклятый гук смеет поправлять его!