— Тогда принимайте командование. Но в случае поражения, думаю, ваш позор будет нестерпим…

Тем временем в Москве состоялся похожий разговор, но уже под руководством Фрунзе.

— Как там обстановка?

— Пока тревожная, — ответил Триандафиллов. — Несмотря на все наши приготовления главная сложность — развернуть систему оперативного управления. Театр боевых действий протяженный и не насыщенный. Разведывательной информации крайне мало.

— Туман войны.

— Своего рода, — усмехнулся нарком. — Мы приблизительно представляем себе где какие соединения японцев стоят. Но о их тыловых приготовлениях мало что знаем.

— Агентура, — пожал плечами Вальтер Николаи, руководящий военной разведкой РККА. — Достаточно сложный регион. Мы только за него взялись. И имеет очень большой процент провалов. Японцы недурно так ловят наших наблюдателей.

— На чем?

— Пока сложно сказать. Закономерностей выяснить не удалось.

— Крот?

— Вряд ли. Мы проверяли. Скорее какие-то бытовые нюансы или еще какие-то второстепенные детали, на которые мы не обращаем внимания.

— А местных удается вербовать?

— Китайцы охотно сотрудничают. Но им не доверяют японцы. И они мало что могут узнать. А корейцы — там все непросто. Пока основные сведения поступают от авиаразведки. Но японцы не англичане с французами и очень неплохо маскируются. Стараются во всяком случае.

— Каковы перспективы кампании? Туда потребуется выделять дополнительные силы?

— Разве что авиацию и какие-то легкие подвижные соединения. Может быть конно-горные бригады перевести из Афганистана. Хотя бы одну. Полностью пересадив на колеса.

— А линейные ударные части?

— Мы не выстраиваем стратегии от лобового противостояния. Поэтому в них особой нужды нет. В дополнительных.

— Это пока мы не ведем пограничные бои. А потом?

— Потом тоже. У японцев сильно растянуты коммуникации. Что на том театре военных действий очень критично. И нет подвижных соединений для купирования маневренных ударов.

— А штурм городов?

— Там мало капитальных строений. Поэтому авиация, особенно если удастся задействовать дирижабли массово, закроют этот вопрос. Я не думаю, что в тех условиях штурмовые действия оправданы. Японцы не французы. У них довольно высок градус фатализма и наблюдается склонность к ближнему бою. Это может увеличить потери. Вплоть до совершенно неприличных. Разве что штурмовиков туда можно перебросить, как они освободятся… если освободятся…

— Ладно. А как общественное мнение реагирует в Японии на это все? Или по этому вопросу тоже нет сведений.

— Есть. Болезненно. Очень болезненно. Газеты полны желчи и злобы. Общественная дискуссия почти постоянно выходит за рамки приличия.

— Вы об этом судите только по газетам?

— В самой Японии у нас есть небольшая агентурная сеть. И мы знаем настроения простого населения, которые кто-то целенаправленно подогревает.

— Англичане?

— Скорее всего кто-то из внутренних игроков. Но кто стоит за ними — не ясно. На строительстве нового линкора сейчас забастовка. Да и вообще — оппозиционные правительству силы во всю пользуются ситуацией. Выдавая себя за истинных слуг Императора.

— Военное лобби?

— Оно среди прочих. Но, я не думаю, что там только они одни. Слишком слабы, чтобы на такое пойти. Их же уже больше двадцати лет держат на голодном пайке.

1931, август, 2. Афины. Руины Акрополя

— И зачем мы сюда пришли? — спросил английский посол у Ататюрка.

— Последнее время я увлечен древним наследием.

— Ищите предков тюркского народа в эллинских руинах? — попытался его задеть собеседник.

— Меня интересует византийское наследие.

— Византийское? Это… неожиданно. Никогда даже не слышал, что вас оно интересует.

— Оно и не интересовало меня до тех пор, пока я не пообщался в Крыму с этим хитрым византийцем. Вот и встревожился. Сон потерял. Аппетит. Пытаюсь понять, чего от него ожидать на самом деле, а в чем он… скажем так, играет.

— Вы имеете в виду Фрунзе?

— Да.

— Но он же румын, а не византиец.

— Молдаванин, да и то наполовину.

— А есть отличие? Румын… молдаванин…