Нерданель выдохнула.

Продажный певец приглашает на праздник. Предлагает пойти вместе. Великая честь!

Супруга Феанаро ещё долго злилась, смотрясь в зеркало, а потом вдруг подумала, что и правда слишком долго не выходила в свет. Может, стоит принять предложение? А что, если узнает Куруфинвэ?! Хм… Да пусть узнает. Пусть! Пусть знает, что мечом надо не в брата тыкать, а применять его в более мирных и приятных целях.

Подумав о пылкой страсти, охватившей Феанаро и её саму века назад, Нерданель улыбнулась. Их животворящий огонь, питающийся от слияния двух сердец и тел, подарил жизнь самым лучшим в Арде мальчикам, и Нерданель безумно скучала по этому бушующему, неукротимому пламени.

— Решено, — сказала она своему отражению в огромном зеркале, — схожу с Акларикветом на праздник, а потом поеду в Форменоссэ. Пусть Феанаро знает, что я всё равно его люблю.

***

Струна лопнула, издав короткий отчаянный стон, и музыка оборвалась. Менестрель с удивлением посмотрел на инструмент, не понимая, как так вышло, ведь сейчас его арфой управляла магия, а не пальцы. Феанаро и Туркафинвэ обернулись на Макалаурэ, и тренировочные шесты опустились.

— Что это значит? — с угрозой в голосе произнес глава семьи, словно обвиняя сына. Менестрель развел руками.

— Что бы это ни было, — беловолосый эльф поддел ногой упавший шест, крутанул в воздухе и схватил за середину, — это не могли заметить только мы. Пойду спрошу, кто что видел.

— Эонвэ скоро вернётся, — осматриваясь, процедил Феанаро, — он точно должен знать, что происходит. Тренировка окончена! Все в крепость!

В этот момент Куруфинвэ уже не думал ни о струне, ни о сыновьях, ни об отце. Сильмарили! Они надёжно спрятаны?! Надо выставить у сокровищницы больше охраны! И самому быть поблизости.

«Плохая идея, — подумал Туркафинвэ, — очень плохая. Если что-то назревает, как раз Форменоссэ и становится самым опасным местом. Нельо должен знать о случившемся. С ним и обсужу!»

***

С портрета смотрели слишком живые глаза. Слишком. Они были прекрасны, но встречаться с картиной взглядом вдруг стало очень страшно.

Финвэ всегда был прекрасным художником и не снискал громкой славы только из-за специфики своих творений, которые почти никто и никогда не видел.

Когда беды одна за другой посыпались на голову, и король, потеряв титул, стал изгнанником, а потом едва не умер внук, Финвэ окончательно замкнулся в себе, и с тех пор рисовал только один единственный образ. Эльф вкладывал в изображения все накопившиеся за годы чувства: вину, тоску, боль, отчаяние, потерю надежды… Всё это Финвэ очень тщательно прятал, и никто не догадывался, что чудаковатый легкомысленный владыка просто спасается любыми доступными способами от жестокой правды, которую он не желал принимать.

Взгляд с картины пронзал плоть, добирался до самого сердца, заставляя его сжиматься и трепетать.

— Мириэль, — прошептал Финвэ, — может, ещё не все кончено? Может, здесь, в благословенной земле Валар, всё же есть место для настоящих чудес?

Ответом была тишина, среди которой оживший взгляд с портрета угас, вновь став пустым и всего лишь нарисованным.

***

— Отцу это не понравится, слишком топорно, — сказал Майтимо брату, спрыгнув к нему с низкой части крепостной стены, которая составляла в высоту примерно четыре эльфийских роста. — Курво, вы с близняшками расслабились.

— У нас есть имена! — возмутился Питьяфинвэ.

— Мы Амбаруссар! — напомнил Тэлуфинвэ.

— Буду знать, — отмахнулся старший Феаноринг. — Смотри, Курво, — он указал рукой на витой шпиль ближайшей башни, сплетенный из согнутых стрел, — его высота отличается от соседнего.

— Я не буду переделывать проект! — бросил чертеж на камни Питьяфинвэ. — Это твои строители криворукие!

— Вот именно, — подбоченился Тэльво.

— Что? — Нельяфинвэ сощурился. Его голос прозвучал негромко, но младшие братья сразу сникли.

— Ладно вам, — вмешался Куруфинвэ. — Не срывай злобу на детях, Нельо, это недостойно.

Майтимо хмыкнул, но конфликт был исчерпан.

— Сам ты дитё! — со злостью пнув чертежи, Питьяфинвэ ушёл, ругаясь, в сторону основного здания крепости. Тэлуфинвэ следовал за старшим Амбарусса, положив ему руку на плечо.

— Нельо! — окликнул брата Туркафинвэ. — Есть разговор.

— Почему-то со мной в последнее время тебе говорить не о чем, — с обидой поджал губы Куруфинвэ-младший.

Вдруг он взял пальцами висящий на шее ажурный кулон с огромным рубином, обрамленным платиново-бриллиантовыми лучами. Камень, никогда не проявлявший никакой магической активности, вдруг потемнел и перестал быть прозрачным, словно его изнутри наполнили… Кровью?

— Что это?! — удивился Куруфинвэ, поднимая глаза на братьев.

«Большой праздник у Валар… — начал судорожно соображать Туркафинвэ. — Эонвэ… Который в последнее время часто отсутствует… Оромэ, исчезнувший, когда «хворому» больше не требовалась особая забота… Мелькор… Выгнанный отцом… Возможно, скоро закончится срок изгнания… Король — Нолофинвэ, как и предупреждал отца Мелькор… Братья всегда выбирают братьев… Валар — братья…»

Все эти мысли складывались в весьма неприятную картину, в которую не хотелось верить, но Туркафинвэ уже не питал никаких иллюзий насчёт добра и справедливости. И всё чаще вспоминал меч предательства, данный ему отцом…