— Это для неё игра, — Финдекано отпустил брата и сел к костру. — Она — как дедушка… Сладких ему снов… Везде видит игры, сказки… Зато, наверно, не страшно. Однажды, будучи ребёнком, я залез на медное дерево на рукотворной аллее у дворца Феанаро, когда её ещё только создавали. Очень высоко залез. И понял, что не знаю, как спуститься. Я тогда очень испугался, что дядя увидит. Хуже его гнева для меня не было ничего. Но мне повезло. Феанаро тогда прогуливался вместе с дедом. А когда они находились рядом, дядя переставал быть страшным. И, пока послали за слугами, пока несли лестницу, пока меня снимали, дедушка рассказывал мне сказки. Одна из них особенно запомнилась. Видимо, Аракано, ты никогда её не слышал. Но я, пожалуй, это исправлю.

Аракано насупился. Плечо неприятно ныло, шевелить правой рукой теперь было больно, на запястье проступили синеватые полосы. А ещё досаждала мысль, что выглядеть героем не получилось, хотя перед ним был всего лишь его родственник, а не Моргот или созданные им чудовища.

А теперь ещё и старший брат с поучительными историями лезет!

— Жил в давние времена в лесной норе горностай, — начал рассказ Финдекано, — и, в отличие от остальных соплеменников, этот зверёк не искал себе жену, не заводил потомства, а только любовался на свой прекрасный белый мех. Другие горностаи норки расширяют, отнорочки роют, кладовки заполняют, за самок грызутся, детишек растят, а этот всё один, и лишь собой занят. И вот однажды красивейший из горностаев заметил, что ручей, в который он на своё отражение любовался, помутнел. «Как же так?» — возмутился горностай и стал бить воду, но только зря промок и перемазался, ведь вода была грязной. Тогда зверёк начал жаловаться соплеменникам, но те его не понимали, ведь вода все ещё была пригодна для питья, а для размышлений о высоком у вечно занятых горностаев просто не было времени. Надоедливый соплеменник всем мешал, поэтому его стали кусать. Тогда красавчик побежал вверх по течению, и встретил большого злого рогатого врага.

Финдекано с улыбкой замолчал. Жуткие враги всегда были любимым сюжетным поворотом в сказках Финвэ.

— И этот враг всячески загрязнял ручей. Не спрашивайте, пожалуйста, как именно. Я был маленький, меня в подробности не посвящали. И враг сказал, что если горностай приведёт самых пушистых соплеменников к нему, чтобы он смог создать в своём лесу царство горностаев, чтобы о них заботиться, то воду больше никто загрязнять не будет. И просил передать соплеменникам такие слова: «В моём лесу все горностаи равны, у всех будут одинаковые норки, которые я сам им выкопаю». И наш герой, мечтая только о чистой воде, чтобы снова видеть своё отражение, побежал передать послание.

Финдекано снова замолчал, многозначительно посмотрев на двоюродного брата.

— Дедушка Финвэ не рассказал тогда, чем закончилась история, потому что я был маленький, а конец у сказки страшный. Зато позже, когда я играл с Ириссэ в горностаев, сделанных из лебяжьего пуха, дед объяснил, что это были за одинаковые норки, которые обещал выкопать враг. Но самое неприятное для меня было другое: моя любимая сестрёнка сказала, что тоже хочет горностаевую шаль.

— Ириссэ всегда отличалась исключительной добротой, — поддакнул обиженный Аракано.

Ему очень не понравились сравнения, приведенные Финдекано, но так как все промолчали, он тоже решил не комментировать.

Время шло, костёр догорал. Решив заканчивать привал, эльфы начали собираться в дорогу, как вдруг из сумрака леса выехал, сияя золотыми волосами и плащом, посланник Третьего Дома Нолдор.

— Приветствую, — улыбнулся он, — я Сайлан, сын мастера Аралкара. Принц Арафинвэ просил меня передать письмо его дочери. А также сказать вам, что Валар не позволят увянуть природе Валинора, независимо от того, живы Древа или нет.

Все одновременно посмотрели на опадающую безжизненную листву, которую практически не замечали ранее.

— Мы должны верить нашим владыкам, — поклонился в седле Сайлан.

— А ещё не доверять гонцам, потому что они сами не знают, что кроется за словами в… Владыки, — вроде бы себе под нос, однако подозрительно громко произнес Эктелион.

— Не понял? — удивился Сайлан, но объяснять никто не стал.

— Мы отправляемся, — задумчиво сказал Финдекано, — следующий привал нескоро.

— Мне не привыкать, — улыбнулся Сайлан. — Я часто доставлял письма моей госпожи её родне в Гаванях. Дороги — моя жизнь. Жаль только, что теперь приходится блуждать во тьме.

— Жаль… — эхом отозвался Финдекано. — Очень жаль.

— И неизвестно чего на самом деле хотят те, кто предлагает зажечь свет, — мрачно сказал Аракано, морщась, разминая плечо. — Дайте мне кто-нибудь вина…

***

Подъехав вплотную к Аракано, Финьо посмотрел на остальных, убедился, что все заняты своими мыслями, и, чтобы начать разговор, негромко спросил:

— Как рука?

Сын младшей сестры Анайрэ посмотрел на двоюродного брата, как на врага.

— Издеваешься?

— Вовсе нет.

— Говори по существу. Что тебе нужно?

Финдекано усмехнулся. Ему было нужно то же, что и до этого Нельо, но, конечно, спрашивать ещё раз в такой же форме явно не стоило.

— Расскажи мне, как брату, — попросил Финдекано, — не как сыну… Короля? Что произошло?

— А если не расскажу? Будешь заставлять выть от боли?

— Я бы никогда так не поступил.