Старший Феаноринг остался с каменным лицом, однако глаза выразили крайнее изумление. Чего хочет отец? Проверить сына на… на что? Доказать его бесполезность? Отослать от себя подальше?

— Прекрасная идея, — прильнула к супругу Нерданель, — Майти необходимы новые впечатления, он устал от города.

Канафинвэ согласно кивнул, стараясь выглядеть радостным, поскольку замечал, как родители матери смотрят на Феанаро — их взгляды выражали немой крик:

«Не лишай супругу её радости, тиран!»

Слишком натурально изобразив мрачное лицо Морифинвэ, Амбаруссар увидели, как на них смотрят Тьелко и Курво, и в голос расхохотались, абсолютно в унисон, однако даже это не разрядило обстановку.

— Здесь всё так просто, — запел Канафинвэ Макалаурэ, по-своему изменив песню переселенцев-Нолдор из Средиземья, изящно намекая родне, что его отец ничего плохого не совершает. Вряд ли, конечно, они поймут и сделают выводы, но самому менестрелю было приятно от удачной игры. — Свет Древ сияет нам тысячи лет.

А где-то звёзды

В небе рисуют мерцающий след.

Стала легендой

Дева, счастливая лишь до поры —

Дочь господина Медной горы.

Радость сияла —

Чувств самоцветы блистали в мечтах,

Но угасало

Счастье в сверкавших, как звёзды, глазах.

Капля за каплей.

Медь безразлично ждала горьких фраз:

Капля — опал, капля — алмаз.

Может быть, проще

Всё позабыв, ни о чём не скорбеть?

Но в медной роще

Сердце не хочет никак каменеть.

Падают слёзы.

Горы-подруги их вечно хранят:

Капля — хрусталь, капля — агат.

Как одиноко!

Всеми забыта под толщей пород!

Время жестоко.

Женщина-камень всё любит и ждёт.

Тысячелетья

Плещет печаль в глубине её глаз:

Капля — берилл, капля — топаз.

Что остаётся,

Если однажды путь выбран не тот?

Эхо смеётся,

Горы безмолвны, а дева всё ждёт.

И кровоточат

Раны души — зарастать не хотят.

Капля — рубин, капля — гранат.

Запив песню вином, Макалаурэ заметил испепеляющий взгляд старшего брата, который как раз понял намёк. Менестрель наигранно безмятежно улыбнулся.

— Прекрасно, Канафинвэ, — Феанаро задумчиво посмотрел сквозь украшенные медью стены, — мы поедем к Мириэль, пока Нельяфинвэ будет занят своими делами, и ты поймёшь, какую музыку ждёт от тебя Первый Дом Нолдор. Талант не должен рассеиваться в неблагодарной пустоте.

Примечание к части Песня Андрея Берсенева (но это не точно) "Хозяйка Медной горы"

Сапфировый пояс

«Улетай на крыльях ветра

Ты в край родной, родная песня наша!

Туда, где мы тебя свободно пели,

Где было так привольно нам с тобою.

Там, под чёрным небом,

Негой воздух полон,

Там, под кровом моря

Дремлют горы в облаках.

Там так ярко звёзды светят,

Родные горы серебром блистают,

В долинах пышно травы расцветают,

И соловьи поют в лесах туманных…»

Песня ветра звучала голосами птиц и не видевшей яркого света листвы. Перелетевший через море посланник короля Арды сделал круг над сиреневой равниной, устремился к горам, за которыми шумели пышными кронами деревья.

— Свобода, — произнёс Манвэ Сулимо, смотря глазами исполинского орла сквозь чащу, — была ли она хоть когда-нибудь? Даже Песнь Творения нам диктовали.

Стоя на ажурном балконе залитого светом Древ дворца вместе со своей королевой — Вардой Элентари, Владыка вздохнул.

— Свобода не безгранична, — отозвалась Царица Звёзд, сияя белоснежной кожей на фоне чёрных, словно предвечная тьма, волос и сине-серебристого платья. — И должна неизменно оставаться такой, ибо всё имеет предел, и приходится считаться с теми, кто рядом.

— Но ведь никто не мешает твоим звёздам сиять, как им вздумается.

— Купол неба тоже не бесконечен над Ардой. А чужим звёздам здесь не место.

— Ты права. И таков Замысел Творца. Я лишь пытался понять, что могло не устроить безумных бунтарей.

Манвэ немного помолчал, и дальше стал говорить уже не вслух, перестал использовать для речи эльфоподобную плоть:

«Ты любишь вспоминать, как мы примеряли тела? Это было забавно, правда?»

«Да, мы тратили время и силы на сотворение красивых хроар для себя, и то была блажь, но блажь необходимая».