Засмотревшись на ведущую к месту гуляний дорогу, меняющую оттенки в зависимости от свечения Древ, старший Феаноринг углубился в размышления, поэтому появление рядом той, с кем он собирался серьёзно поговорить, показалось неожиданностью.

— Содержание письма было сюрпризом, — сквозь фальшивую улыбку произнёс нежный голос, и Нельяфинвэ понял — продолжать разговор смысла нет.

Но почему-то не ушёл.

Заметив, что бывшая супруга одета в белое с чёрным и золотым, а в волосы, падающие ниже талии мягкими сумрачными волнами, вплетены жемчужные нити, сын Феанаро снова убедился — Ниэль всем своим видом демонстрирует, что с Первым Домом Нолдор её связывает разве что дочь.

Однако Майтимо понимал: разговор должен состояться.

— Странно видеть тебя одного, — снова зазвенела серебряным колокольчиком эльфийка, — где же Феанаро Куруфинвэ, появления которого сегодня ждут как никогда? И что заставило тебя отказаться от половины обычного количества украшений?

— Ниэль, — Майтимо, краем глаза заметив принца Турукано с большой и не совсем трезвой компанией, повлёк бывшую супругу дальше от дороги, в сторону цветочной поляны, — я уезжаю из Тириона. Об этом было достаточно сказано в письме. Вижу, ты его прочитала, поэтому не стану повторяться. Я хочу позвать тебя ехать со мной. Мы можем начать всё сначала, и тогда на севере Валинора появится новый род Нолдор. Наш с тобой.

Эльфийка опустила серо-голубые глаза.

— Нет, Майтимо, — ответила она после недолгого молчания. — Я вижу, ты не хочешь того, что предлагаешь. Ты говоришь всё это, потому что… Так положено. Так надо. Так все делают. А я, — эльфийка улыбнулась искренне, подняла взгляд, — не хочу, как надо. Удачи тебе, Майтимо.

Посмотрев вслед уходящей через россыпь розовых, сиреневых, белых и нежно-голубых цветов бывшей супруге, старший Феаноринг подумал, что, как бы ни обидно было получить отказ, Ниэль права — то, «как надо», совершенно не вдохновляет.

Зато появилось ощущение полной свободы дальнейших действий. Теперь можно строить любые планы, руководствуясь исключительно собственными идеями.

***

Плавно и горделиво выйдя из искрящейся в свете Лаурелин золотой кареты, Артанис незаметно кивнула служанкам, что пора затеряться среди гостей и собирать слухи. Подойдя вместе с родителями к многочисленной альквалондской родне, прекрасная дева оценивающе взглянула на помощницу Варды, удивляясь её присутствию: обычно Илмарэ не покидала дворца ради общения с эльфами. Понимая, в чём причина такой перемены в поведении служанки Владычицы Звёзд, Артанис пригляделась к платью Майэ. Да, надо отдать должное магии: даже лучшие портнихи не способны создать наряд, который превзойдёт про красоте и сиянию одежды Айнур. Увы…

Переведя взгляд с Илмарэ на большую шумную компанию в синем, принцесса не увидела среди гуляющего Второго Дома нолдорана Финвэ и не сдержала улыбку облегчения: отец говорил, что на сегодняшний особый праздник приедут даже живущие далеко на западе континента, за лесом, у подножья хребта сёстры принцев Арафинвэ и Нолофинвэ, которые, выйдя замуж, совершенно забыли о семье. Финвэ соскучился по дочерям и проводил время с ними.

Чувствуя, как в сердце начинает шевелиться зависть, Артанис подошла к столу и взяла вино. Феанаро… Он всегда умел становиться центром всеобщего внимания и восхищения многих, а теперь превзошёл сам себя! Его ещё нет на празднике, но всё, абсолютно всё говорит о том, что именно его и ждут.

Вдруг послышались радостные возгласы, и на собранную из ажурных стальных завитков сцену поднялся золотоволосый менестрель с деревянной лирой. Этого певца редко видели на публике. Будучи другом короля Ваньяр Ингвэ ещё с давних времён жизни в Средиземье, певец Синвэ обычно не уходил далеко от дворца.

Но сегодня приехал даже он!

Выпив вина, Артанис решила, что обязана найти брата. Инголдо хотел побыть с женой и сыном? Ничего, потом уделит и им внимание тоже.

***

Протяжный стон наслаждения, слетевший с приоткрытых губ Ириссэ растаял в звуках простой, но берущей за душу мелодии. Приоткрыв глаза и ещё не отдышавшись, принцесса усмехнулась:

— Сейчас запоют любимую песню нашего дедушки, нолдоран вспомнит детство и юность на берегах Куивиэнэн, начнёт обниматься с Ингвэ, зло шутить над Ольвэ и рыдать на груди жены.

«Над рекой над тихой рос кудрявый клён,

В белую берёзу был тот клён влюблён», — долетели до притаившихся в пышных цветущих кустах любовников стихи. Лепестки и сверкающая пыльца падали на разгорячённые тела, щекоча кожу. — И когда над речкой вечер наступал,

Клён своей берёзе тихо напевал:

«Белая берёза, я тебя люблю,

Протяни мне ветку тонкую свою,

Без любви, без ласки пропадаю я,

Белая берёза, ты любовь моя».

Туркафинвэ не слушал музыку: для него существовала только Ириссэ, и было совершенно наплевать, что отец будет недоволен побегом сына, что любовников могут заметить, что…

Плевать на всё! Есть только Ириссэ, и она снова ждёт ласки. А музыка… смолкнет эта, заиграет другая, более подходящая под тайные любовные игры, чем надоевшая за века песня о белой берёзе.

«А она, игриво шелестя листвой: