– «Дух», который являлся мне на сеансах.

Минна вздрогнула:

– Эта девица?

– Она не девица. У нее пятнадцатилетняя дочь.

– И когда же все это случилось? Вчера?

– Вчера, позавчера, я не помню.

– Ты оставил жену?

– Я всех оставил.

– Живешь с этой?

– Мы уезжаем в университет, – сказал Герц. – Там заинтересовались моей теорией.

– В какой университет?

– Блэк-Ривер на Среднем Западе.

– Неужто нельзя было сказать мне, что ты намерен делать. Собаку и ту не заставляют ждать напрасно.

– Ты права, но я побоялся.

– Побоялся? Ты даже Бога не боишься.

– Бога не боюсь, но боюсь тебя.

Минна отодвинула тарелку с арбузом.

– Ты понимаешь, что бросил меня на улице совершенно одну? Мне даже переночевать было негде.

– Ты говорила, у тебя есть деньги.

– У нее, наверно, больше.

– У нее нет ни гроша.

– Тогда ты безумец и душегуб.

– Прости меня. Если можешь.

– Не могу и не хочу. Злу тоже есть предел. Преступники и те так не поступают. Они не лишены привязанности к близким. Украдкой передают письма любимым из тюрьмы. А ты? Кто ты?

– Человек без совести. Так называл меня родной отец.

Оба надолго умолкли. Герц достал из кармана авторучку и блокнот, словно хотел что-то записать. В то же время он был весьма озадачен собственным поведением.

– Где ты ночевала?

– Хочешь записать мой новый адрес? – оскорбленно спросила Минна.

– Нет. Я знаю, что ты обо мне думаешь.

– Нет, не знаешь. Я сама не знаю. Тебе место в приюте для преступных безумцев. Я же знала, что все кончится именно так. Сама виновата, ты тут ни при чем. Зря я с тобой связалась. Что это за женщина – вдова, разведенка?

– Ее муж остался в Польше вместе с дочерью.

– И чем она здесь занимается? Профессиональный дух?

– Работает у дантиста.

– Он лечит призраков?

– Не знал, что в тебе столько сарказма.

– А ты как думал? Все, к чему ты прикасаешься, оборачивается насмешкой. Вчера, когда я сидела в кафетерии со всеми своими неприятностями, что-то внутри меня упорно смеялось. Та девчонка-уборщица смотрела на меня как на соперницу. Наверно, ты и ей назначил свидание и ее тоже обманул.

– Нет-нет.

– Она сверлила меня взглядом, а я думала: горе тебе, Минна, до чего же низко ты пала.

– Где ты ночевала?

– С гангстером на Бауэри.

– Н-да, все возможно.

– Кто бы он ни был, он все равно куда больше мужчина, чем ты.

– Да, ты права.

Глава одиннадцатая

1

Лето кончилось, в Нью-Йорке лил дождь.

Герц Минскер вернулся из Блэк-Ривер, где пробыл пять недель. Мирьям Ковальда теперь вправду стала его секретарем. И жила не на старой квартире, а в меблированных комнатах неподалеку от Минскера.

С университетами Герц завязал раз и навсегда. Не понимали они, чего он хочет. Боялись, что его эксперименты навлекут на них гнев церквей. Боялись критики в прессе. К тому же у Герца Минскера не было документов, подтверждающих, что он имеет докторскую степень. Да и таких, кто желал бы подвергнуться экспериментам, тоже не нашлось. Студенты в этом университете отличались редкостным здоровьем. Ездили верхом, гоняли на автомобилях со скоростью шестьдесят-восемьдесят миль в час, играли в бейсбол, футбол и баскетбол.

На единственной лекции, прочитанной там Герцем, присутствовали несколько десятков факультетских преподавателей и студентов. Минскер читал лекцию по рукописи, но его английский действительно никто не понимал. Ему задавали вопросы, а Минскер не слышал или не понимал, что люди говорили.

Слава богу, он опять в Нью-Йорке. Тем не менее неудачей долгая поездка не стала. Бернард Вейскатц, бывший хозяин универсального магазина и владелец обширной недвижимости в Блэк-Ривер и окрестностях, был совершенно очарован Герцем Минскером и сделался его благотворителем.

Да, этот простой еврей, покинувший Польшу в шестнадцать лет, проведший более полувека на Среднем Западе и вообще не имевший ни духовно-иудейского, ни светского образования, оказался куда восприимчивее к теориям Герца Минскера, нежели вся профессура. Минскер говорил с ним на идише. Бернард Вейскатц выказал поистине поразительную остроту ума и инстинктов. Ему хватало двух-трех грубовато-метких слов, чтобы назвать вещи своими именами. На свой безыскусный лад он критиковал всю систему образования.