— Зачем же они тогда сделали их?

— Чтобы мы ценили оставшееся время, — с нажимом и злостью сказала Мэгги. — Чтобы не тратили его зря. Гибель Гало назначена на апрель.

«Через десять месяцев», — содрогнувшись, прикинула я.

— Я видела эти часы, Вилка: зрелище пробирает до костей. Невероятная конструкция: и циферблат, и сыплющийся песок, двойное, чтоб тебя, устрашение. — Маргарет нервно хохотнула.

На её милом лице вдруг проступило нечто горькое и безнадежное. Какая-то скорбная тень, будто накинувшая Мэгги несколько лет и заставившая её устало опустить плечи. Эта тень, невыразимо глубокая, в то же время казалась такой странно органичной, что я поняла: она поселилась в Мэгги уже давно. Она всё время была где-то внутри, но обычно медсестра её успешно прятала — от других и даже от самой себя.

Вслед за этим осознанием ко мне пришло ещё одно: такие же тени есть и в остальных жителях Форвана. Студенты могли смеяться, болтать, устраивать вечеринки или нарываться на драки — но внутри у каждого шёл один и тот же обратный отсчёт, и все они помнили об этом…

Я судорожно вздохнула.

— Мэгги, а Эрик Эдинброг не оставил никакого наследия?

— Оставил, — медсестричка с силой потерла глаза руками, а когда она убрала их, её голос вновь стал деловитым. — После его самоубийства все ломанулись исследовать бумаги Эрика и поняли, в чём была ошибка формулы, но. Беда в том, что никто не может её применить. В них нет этой искры великого мага. Колдовство специфично и не даётся никому, кроме. — она выдержала торжественную паузу и вдруг улыбнулась, — Артура.

— Обалдеть, — только и произнесла я.

— Именно поэтому мы называем его мессией. Он — тот, кто может нас спасти. Но не все верят в это. Некоторые злятся, шепчутся, что мы — готовые идти за ним — чокнутые фанатики и мечтатели в розовых очках. И таких большинство, к сожалению. Когда всё это только выяснилось, были такие дебаты, Вилка! Да что дебаты: потасовки. Настоящие бунты. После этого газетам запретили писать обо всём этом, но тут, в Форване, мы, конечно, каждый день видим Эдинброга и не можем не надеяться на то, что он сумеет нас спасти в марте.

— В марте? — переспросила я. — Притом что апокалипсис наступит в апреле, как я понимаю? А почему бы сейчас этим не заняться? Зачем ждать, пока часики покажут десять секунд до взрыва, как в плохом боевике?

— Как в плохом чём?.. — рассеянно спросила Мэгги, но не стала дожидаться ответа и пожала плечами: — Он пока не готов. Только в дурацких сказках неопытные «избранные» спасают мир каким-то совершенно левым образом. Сейчас Артур — всего лишь студент. Пока есть время, он будет тратить его на то, чтобы нарастить свои знания и навыки. Заметила, что он каждый день куда-то уходит, пока все наслаждаются отдыхом? Учится. Тренируется. Он даже из своей комнаты сделал отдельный телепорт в кабинет, в котором работает чаще всего — ты, наверное, видела… Лучше не ходи туда: там опасные приборы, убиться на раз-два можно.

Я не стала хвастаться тем, что уже сходила и выжила (так себе достижение), просто продолжала внимательно слушать.

— Король сказал: пусть Артур окончит Форван, пусть экзаменаторы признают, что он обладает необходимой квалификацией, и тогда я допущу его к бумагам в Антрацитовой библиотеке. И он не выйдет оттуда, пока не вызубрит подправленное плетение. А вызубрит — попробует вновь закрыть порталы. Вот, собственно, и всё, — Мэгги пожала плечами.

Я покачала головой, не спеша отвечать.

Мне нужно было переварить эту информацию. Лёгкий ветер плясал по балкону, качая розы и играя с нашими тогами, за окном шумела вечеринка, принявшая совсем разухабистый характер. Под нами простирался Форван — ночной, безмолвный, совсем не похожий на мир в ожидании конца…

— Как-то это странно, — произнесла я наконец, — доверять судьбу мира одному человеку. Что, если Артур ошибется так же, как его отец?

Мэгги кивнула:

— Конечно, такое может случиться. Тогда всех, начиная с королевской семьи и членов правительства, поведут в другие миры — у нас в столице есть большой телепорт для этого. Его начали строить уже очень давно, завершили в этом году, и теперь дотошно тестируют. Но, конечно же, мощи телепорта хватит лишь на часть населения, — она безнадежно махнула рукой. — Кто останется — а таких окажется большинство, — будет доживать, как получится. Собственно, поэтому люди и разделились на два лагеря. Тех, кто верит в Артура, и тех, кто подозревает, что он нас добьёт. И думает, что лучше бы застрелить его, как воплощение ложной, бесящей надежды, и просто. смириться. А потом попробовать как-то выжить самим. Без дополнительного риска в лице Эдинброга.

Я помолчала.

Как Артур мог не рассказать мне обо всём этом?

Прекрасный пейзаж, расстилавшийся перед нами, теперь казался мне горестным, заранее оплакивающим свою глупую скорую смерть.

Я вздохнула:

— А сам Артур что думает на этот счёт?

— Понятия не имею. Он не любит говорить на эту тему.

Я хотела расспросить её ещё, но тут из комнаты к нам шагнул Борис, «поражённый в самое сердце нашим нежеланием проводить время в его обществе». Землянин толкнул монолог на тему нашей жестокости, и он получился настолько напористым и настолько выгодно отличался от тоски, разлитой по балкону, — живым, он был настолько живым!.. — что мы с Мэгги позволили подхватить нас под локотки и утащить обратно в комнату. Уже мерещившийся мне шорох песка в Часах Судного Дня утих, подарив невиданное облегчение.

— Безобразие, говорю я, полнейшее безобразие! — шутливо ругал нас Бор. — Уж полночь миновала, а мы ещё не пляшем!

Я сначала рассмеялась той физиономии, которую он скорчил, а потом вдруг спохватилась.

— В смысле, «полночь миновала»? Ты серьёзно?!

Только сейчас я сообразила, что в апартаментах Бора не было часов. Нигде. Как в грёбаном казино или торговом центре.

— Да. Терпеть не могу все эти ускользающие секунды, — отмахнулся Бор. — Только в полночь и полдень у меня на стене зажигаются зачарованные надписи «12 AM» и «12 PM», чтобы я совсем уж не терялся во времени.