– Тогда и ты расскажи что-нибудь «настоящее» о себе, Ханна. Такова моя цена.

– Хорошо. – Чтобы отвлечься, я играю с его щетиной на щеке. – Моя мама покончила жизнь самоубийством.

В его глазах мелькает удивление.

– Это ужасно.

Я отвожу взгляд. Пора делиться не только яркими моментами своей жизни.

– Ну, это правда. Теперь твоя очередь.

– Юджин, – говорит он сквозь зубы.

Мой взгляд резко падает на него.

– Что?

– Меня зовут Юджин Блу.

Не могу удержаться... я смеюсь. Опасно смеяться над парнем, который убивал и совсем не сожалеет о случившемся. Однако уголки его губ тянутся вверх.

– Можно я буду тебя так звать? – дразню я его.

Он пытается сделать серьезное лицо.

– Нет, если хочешь от меня ответов.

Его имя – лишь крохотная часть его, но она принадлежит лишь мне. Я утыкаюсь носом ему в грудь, а он приподнимает мой подбородок. Его взгляд при этом полон серьезности.

– Мне жаль, насчет твоей мамы.

С трудом сглотнув, я произношу:

– Спасибо.

Блу подается вперед и касается своими губами моих. Он не пытается ими шевелить или протолкнуть язык внутрь. Мы просто застыли в таком положении, губами к губам, смешивая наше дыхание.

Когда я отстраняюсь, его лоб соприкасается с моим.

– Почему ты это сделал? – шепчу я.

В этот раз мне не пришлось произносить вслух все.

– Потому что он назвал меня Юджином, – с серьезным лицом говорит Блу.

Хоть это и неправильно, но я смеюсь. Он единственный, кто заставляет меня смеяться

– А если серьезно.

Выражение его лица становится жестким.

– Все очень просто. Люди снаружи... судьи и присяжные. Они не знают всей правды. Убить или быть убитым, и черт меня побери, если я позволю кому-нибудь меня тронуть.

У меня перехватывает дыхание. Очень жаль, что у меня нет подобной уверенности.

Если бы у меня была такая сила.

– Почему ты не за решеткой?

Блу пожимает плечами.

– Я несовершеннолетний, плюс присутствовали смягчающие обстоятельства. Они так это называют... смягчающие обстоятельства.

– М-м, – произношу я, не особо понимая.

– Меня избивали, что и было задокументировано соцработником. По этой причине мое дело шло как самозащита. Мне всего лишь надо ни во что не ввязываться до восемнадцати лет. Затем я могу уехать из этой дыры. И никогда больше не возвращаться.

Я опускаю взгляд, вырисовывая круги на его серой футболке и чувствуя его спокойное сердцебиение. Он хочет вырваться из этой дыры. Конечно же, он этого хочет.

– Ох.

– Думаешь, я причиню вред тебе? – мягко спрашивает Блу.

– Нет. – Я сглатываю комок в горле.

От его улыбки по моей спине пробегают мурашки.

– Тогда ты и правда меня не знаешь.

На самом деле, я его не так хорошо знаю. Он задает много вопросов обо мне... о моей истории и приемных семьях, о любимых фильмах и какое мороженое мне нравится. Касабланка и мятное мороженое с шоколадной крошкой.

Он не особо разговорчив о себе. Все, что мне известно, это его доброта ко мне и желание защищать, ничего не прося взамен.

– Нет, – уже тверже говорю я. – Ты бы никогда не сделал мне больно.

– А так хочется.

Он просто дразнится. Проверяет меня. Это то, что я говорю самой себе. Хотя возможно, что он наказывает меня за то, что осмелилась напрямую спросить его о слухах.

– Я не верю тебе, – говорю я. Мой голос звучит храбрее, чем есть на самом деле.

– Не веришь? – Блу лениво изучает взглядом мое тело, начиная от моей руки, перекинутой через его грудь, заканчивая на моей ноге, согнутой на его колене. – Ты понятия не имеешь, что творится в моей голове по ночам. Что я вытворяю с тобой в своих снах.

У меня перехватывает дыхание.

– Например?

Ощущение, будто своим взглядом он сквозь одежду может разглядеть само мое естество – напуганное и возбужденное от его слов.

– Например, как я нагибаю тебя и беру сзади. Как связываю так крепко, что могу делать с тобой все, что хочу.

Моя кровь бежит в бешеном ритме. Блу силен и жесток... он даже не скрывает этого. Я же полностью скована, мои конечности сплетены с его, словно в паучьей ловушке.

– С чего ты решил, что я позволю тебе сделать подобное?