Шрифт:
—Ты одевайся потеплее, погода что–то резко изменилась, — посоветовала Малаша.
А сама подумала, что сам Триединый разгневался за людскую злобу и зависть. Раньше в это время было ещё тепло, а для холодов время ещё не пришло.
—Хорошо, оденусь, — улыбнулась Оливия, увидев, как та просветлела лицом: ушла озабоченность и тревога с лица.
Закинув овощи в суп, занялась обжаркой лука и томата, который прикупила у соседей.
Нет ничего сложного в приготовлении этой заготовки: ошпарив их кипятком и сняв шкурку, раздавила их деревянной толкушкой, посолила и потомила.
И сейчас томатная паста хранилась в погребе, а немного ниже стояла бочка с солёными помидорчиками.
— Надо сказать Ивану, чтобы ещё нарезал прутьев для кролей, — высказала мысль, которая вертелась в голове.
Оливия просто боялась, что не хватит чего—то для живности и придётся им бродить по лесу, утопая в глубоком снегу.
Всё-таки это её первая зима в этом мире, и она даже не знает, какие тут они бывают.
В своей деревне зимы были разные: то она выдавалась холодной и снежной, что все тропы были завалены снегом, то тёплые — почти бесснежные.
И снег в деревне чистила техника и разгребала основную дорогу, чтобы людям можно было спокойно добраться до любого пункта назначения.
Это в своём мире можно было сбегать и всё купить, что закончилось, а здесь завьюжит, занесёт, — и дороги не увидишь до города. Кто её будет чистить?
—Оливия, успокойся! Вы и так сена много заготовили, да и прутьев Иван наломал много. Досталось вам обоим за лето. Продыху не знали, — посочувствовала она, но не сказала, что был бы мужик в доме, было бы намного легче.
Не хотела бередить рану: она и так видела поселившуюся грусть в глазах Оливии. И серьёзней стала, будто на два года повзрослела.
«Отобрали счастье у неё, да и у него тоже. Жить с нелюбимой женой, которая обманом заманила, — тому тоже придётся нелегко. Только вопрос: смогут ли они выдержать тяжёлый груз?»
Взглянув в окно, Оливия с удовольствием наблюдала картину. На освобождённой земле от овощей уже стояли скирды сена, заготовленные на зиму для животных.
Сено они закатывали в рулон и приносили во двор, если приходилось нести сено издали. Обмотаешь её веревкой — на горб — и несёшь, сгибаясь под тяжестью.
Только Оливии надоело быть вьючным животным, и она попросила Архипа сделать деревянную тачку, на которой они и приноровились возить сено.
Оливия сильно не позволяла разрастаться стаду кроликов.
Оставляла одного самца и трёх самок. Поэтому они были всегда с мясом. С Натальей она иногда менялась тушками, и тогда в их рацион добавлялась курица, из которых она делала рулеты или варила домашнюю лапшу. Дети с удовольствием их уминали, а суп стал их любимым блюдом.
«Наверное, я перестраховщица. Много сена заготовили, да и веток Иван наломал целый воз. Права Малаша — хватит», — подумала она.
На следующий день Оливия выехала в полдень, чтобы к вечеру быть в городе, и можно было бы переночевать в таверне.
Утром пробегутся по базару и закупят всё необходимое, а после обеда обязательно им надо отправиться в обратный путь, чтобы добраться до своего дома дотемна.
Осень вступила в свои права, и день пошёл на убыль, давая возможность ночи преимущество.
Ночь и день! Они так круглый год соревнуются между собой, не замечая, что никто из них никогда не выиграет.
Укутавшись в плащ, Оливия расположилась на телеге рядом с Дарьей. Архип сверху накинул на них дерюжку для тепла.
—Пап, не замёрзнем, — засмеялась та.
С этой семьей у неё были самые тёплые отношения. Всегда придут на помощь, никогда не откажут.
—Архип, у кого подводу взял? – спросила его Оливия.
—У старосты, — услышала ответ.
—Сколько я должна?
—Нисколько. Он дал мне без оплаты, узнав, что ты едешь, — и он засмеялся.
—Видать, откупиться хочет.
—Чует, что деревня осуждает их за подлый поступок, — поддержала Дарья его.
—Что обсуждать?! Всякое в жизни бывает.
—Не всякое! Это же надо додуматься — травой опоить! И Фроська — дура, вот и пусть теперь расхлёбывает, что заварила, — с запальчивостью выговорилась Дарья.
—Ты, Дарья, чужие слухи не передавай. Сама толком не знаешь. Вот и молчи! — строго произнёс Архип, стараясь приструнить свою дочь.
—Не знаю. Сама слышала, как она скандалила в кузне с ним, что он дома не ночует.
—А он что?
—Что! Молчит и кувалдой машет. А потом как зыркнет на неё, что она вылетела оттуда, как пробка из бутылки. И говорят, что скандалы у них постоянно. Что с Фроськи возьмёшь? Она всегда была злыдней, — и замолчала, поняв, что, может, и не надо было затрагивать эту тему.