Шрифт:
Стало жалко ему девушку, которой от силы можно было дать двенадцать лет.
В ту пору ему было двести лет. Он скорее взял себе помощницу для дома, чем жену.
Дети у него давно выросли, а сам он был вдовцом. Пять лет она жила возле мужчины, не разделяя с ним постель.
За это время поправилась, похорошела и сама уже пришла к нему. Поэтому у них и был только один сын, как дар Триединого за их доброту друг к другу.
Здоровьем Малаша не отличалась — сказались её голодные детские годы, и даже дальнейшая сытая жизнь не смогла ей укрепить здоровье.
Стало пусто в доме после ухода Малаши. Некому было поддержать и утешить её.
И девушка как–то сразу стала ощущать груз, который с ней та делила.
А за этим несчастьем пришла и другая беда. Пропала их кормилица.
Иван отвел, как обычно, её утром на выпас, а вечером не оказалось коровы на месте.
Искали и вечером, и весь следующий день, но так и не нашли.
Прошёл почти месяц, а тоска и пустота не покинула этот дом, будто кто сглазил их семью.
Поглядывая на притихших детей, которые ужинали, Оливия чётко осознала, что они остались одни.
И понимала, что череда событий приведет её к какому–нибудь результату.
Только вот к какому? Ей было понятно. Что ей придется выйти замуж без любви — без мужика ей не потянуть этот дом.
Раньше хоть Малаша снимала нагрузку домашних дел, а она с детьми занималась хозяйством.
Взваливать на восьмилетнего Ивана всю работу ей не хотелось — девушка и так видела, что он старается, но до его полноценного вклада в мужскую работу было далеко.
Он многому научился у Архипа, но привлекать того ей стало стыдно. А то уже Татьяна смотрит подозрительно на неё. Не хватало, чтобы и она ревновала.
И так слухи шли по деревне, а посудачить кумушкам было от чего. Один к девушке только хотел посвататься, так потом ходил с разбитым лицом. Тимофей дал понять, что ему не стоит подходить к ней.
Одни судачили, что полюбовница она ему, вот и отваживает всех женихов от неё.
Другие защищали: говорили, что никто не видел его у неё и некогда Оливии бегать на свидания — дом и дети на ней, да ещё лежащая старуха.
Как всегда, разделились мнения, но многие понимали, что Тимофей не со злобы никого к ней не подпускает, а от большой любви.
Никак не может он смириться с потерей и со своим положением, только все понимали, что выхода из этой ситуации нет.
— Мам, ты чего? — обеспокоенно спросил её Иван.
— Задумалась я. Вы кушайте, — улыбнулась она.
На столе стоял пирог с капустой. А ребятишки доедали гречневую кашу с мясом. На плите поспевало какао, которое так понравилось детям.
Отправила их отдыхать пораньше: им всем сегодня пришлось хорошо потрудиться.
Огород требовал подготовки к весенней посадке, вот им и пришлось его вскапывать.
Марьюшка в доме прибиралась, и сейчас у Оливии все руки болели от лопаты.
— Слишком рьяно взялась. Хочется побыстрее всё сделать, а не получается, — тихо проговорила она.
А в голове уже выстраивались все дела в большущую очередь.
Но самое первое — это надо договариваться о поездке в город. Муки ещё хватит, а крупа подходит к концу.
И самое главное, корову обязательно купить: без неё не будет сыра и дополнительного дохода.
Она не знала, что пропажа коровы было делом рук старосты.
Он устал видеть несчастной свою дочь и слушать её жалобы, что Тимофей до сих пор ни разу к ней не прикоснулся.
Даже в ту ночь он думал, что рядом с ним Оливия, всю ночь звал её по имени, и Фросе пришлось смириться с этим, крепко стиснув зубы.
Поэтому до сих пор злость и ревность на Оливию не проходила, и она требовала у отца что–то придумать, чтобы убрать девушку из деревни. Спровадить её с глаз Тимофея.
—Придумай что–нибудь! Пусть уедет. И тогда Тимофею некуда будет деваться, и он будет мой, — плакалась она отцу.
Вот он и придумал. Сначала увёл корову, а затем решил найти ей мужа в другой деревне.
Потому что последней каплей было, когда Тимофей наглядно показал, чтобы парни не совали нос к Оливии, а значит, он никому не даст посвататься к ней.
Они и сплетни пустили, что она его полюбовница, решив, что после такого девушка будет посговорчивей.
Только то ли совесть его заела или что другое, только договорился со знакомыми о молодом женихе, которому стукнуло двадцать пять лет.
Может, забоялся, что она за того, кто постарше, не пойдёт, а тут —молодой парень: не дурён лицом, то и быстро согласится.