И не понимала, почему сейчас им понадобилось с ней расправляться?

Встреча была по осени и уже прошла зима. Столько времени прошло — пора забыть о ней.

— Я даю пять минут, чтобы вы собрались. Буду ждать у большого окна. Возьми только необходимое.

— А ты знаешь, что у женщины необходимое? — прошипела она, чувствуя, как адреналин заставляет учащённо биться сердце.

—…., — увидела немой вопрос.

— Весь дом!

— На весь дом времени нет. Пять минут, и время пошло, — прозвучало грозно, и он исчез в темноте.

Скинув оцепенение, она подбежала к детям и разбудила их.

— Мам, что случилось? — спросонья спросил Иван.

— Всё потом. Одевайтесь быстро в тёплые вещи и возьмите самое необходимое. Встречаемся в моей комнате, — прошептала Оливия и побежала собирать вещи.

Спустилась в погреб за деньгами, которые она прятала в корзине с овощами.

Оливию подгоняла только одна мысль: «быстрей, быстрей!»

Покидав всё в корзину, она, как на автомате, оделась и схватила корзину, где лежало её рукоделие.

Залетела на кухню, что–то положила, даже не задумываясь, и тут вспомнила:

— Добрыня, пойдём со мной. Куда я, туда и ты. Вроде так как–то говорят. Ты слышишь?

— Я готов.

И девушка побежала к себе в комнату, к окошку, где их нетерпеливо поджидал незнакомец с другой стороны.

Отдав корзины в его руки, она даже не задумывалась, что доверяется чужому человеку.

Спустив Марьюшку в руки незнакомца, она заметила, что сына нет рядом. Она растерянно посмотрела назад и уже хотела бежать в его комнату, но:

— Где Иван? — спросила она, наклоняясь через окно.

— Мам, я тут, — прозвучало за окном, и она с облегчением вздохнула.

Спустившись на землю и подхватив корзины, они гуськом направились через огород. Незнакомец вёл только ему известной тропой.

В деревне лаяли собаки, вдали играла гармонь, и даже слышался смех девчат, но за домом было темно и ничего практически не видно. Она несколько раз спотыкалась, чувствуя, как нога утопает в мягкой земле.

И с сожалением подумала, что в этот раз она простоит впустую и не примет ни одного зерна. И с горечью осознала, что столько труда они положили, вскапывая поле с сыном.

Вскоре они зашли в лес, где их ждала подвода. Погрузив небольшой скарб и усадив их, незнакомец вскинул вожжи, и лошадь начала свой путь.

Оливия с тоской смотрела в сторону покинутого места, и вдруг увидела взметнувшееся пламя.

— Горит, — прошептала она. — Дом горит!

— Тихо! Оглашённая. Тихо! — и он придавил её рукой, уже порывавшуюся бежать и спасать своё имущество, а то, что это её дом горит, Оливия и не сомневалась.

Так и проехали некоторое время: она, прижатая его сильной рукой и всхлипывающая, и дети, обнявшие её с двух сторон.

Оливия тихо плакала о доме, который ей стал родным: где она нашла своё место в этом мире, где девушку поддерживали, и где она обрела свою семью.

Сколько любви и заботы Оливия вложила в этот дом, а сейчас всё это уничтожается огнём!

И промелькнула мысль, что если бы чужой человек не протянул им руку помощи, то, возможно, что она с детьми погибла бы в этом пожаре.

И Оливия сильнее прижала к себе детей и благодарила Триединого, пославшего помощь.

А в это время в деревне около её пылающего дома горели такие же горячие страсти.

Тимофея облепили мужики, не давая ему возможности броситься в горящий дом. Он их скидывал, но на него наседали другие, удерживая его от необдуманного шага. Все понимали, что он погибнет там, если войдёт в дом.

Пока сбежалась вся деревня, деревянный дом был весь объят пламенем, и было видно, что крыша сейчас вот–вот рухнет.

Но обезумевший Тимофей ничего не хотел видеть и слышать: он рвался в дом спасать Оливию.

Раскидав мужиков, он сделал шаг к дому, но тут на его шее повисла Фроська, крича и плача.

Он бы и её отбросил, как кутёнка, только раздался треск, и крыша рухнула. Все охнули, а он встал, как вкопанный, и в отблеске пламени его лицо было искажено болью, и застыло страшной маской.

Посмотрев невидящими глазами на Фроську, он отнял её руки от себя и с силой оттолкнул. Она упала на землю и смотрела на него растерянно.

—Постылая, — зло выплюнул Тимофей ей. Развернулся и медленным шагом направился сквозь толпу, которая уступала ему дорогу.

Фроська сидела на земле и выла, поняв, что этим словом он поставил крест на их семейной жизни.